Сейчас логично было бы объяснить доктору Гуинну, что я понятия не имею, о чем треплется Лен, поскольку он попросту врет и не краснеет, а значит, должен понести наказание вдвое тяжелее моего и притом без всякого моего в этом наказании участия.

Но Лен наблюдает за мной, будто ожидая, что именно так я и отвечу. Его любопытство оборачивается вокруг меня, как ловчая сеть. Так что я говорю совсем другое:

– Мы… приятели.

– Правда? – удивляется доктор Гуинн.

– Она одолжила мне вот это, – сообщает Лен, показывая книгу, которую читал в приемной. Она называется «Жизнь: способ употребления». Я ее в жизни не видела.

– Как интересно, – директор, как и я, изучает обложку. Читал он эту книгу или нет, определить невозможно. – А почему ты предложила Лену именно ее, Элайза?

Лен открыл было рот, но доктор Гуинн покачал головой.

– Элайза? – повторяет он.

Я распрямляюсь на стуле и бросаю еще один взгляд на книгу. Зацепиться особо не за что, разве что за имя автора, Жорж Перек – видимо, это перевод с французского.

Я пляшу от этого.

– Лен любит французскую литературу.

– Точно, – быстро соглашается тот.

– В переводе, конечно.

– Естественно, только в переводе.

– И в основном писателей-мужчин, как я заметила.

– Может, в следующий раз посоветуешь какую-нибудь писательницу?

– Знаешь что? Я так и сделаю.

Доктор Гуинн переводит взгляд с меня на Лена. Эта пауза кажется нескончаемой.

– Ну что ж, – говорит он наконец, как будто мы его удивили и позабавили, – кажется, из вас получится хорошая команда.

Я выдыхаю и ловлю себя на том, что с облегчением улыбаюсь Лену, а он опять проводит двумя пальцами по волосам. Это движение не кажется мне таким уж небрежным. Теперь, поразмыслив, я вижу, что для мальчишки это то же самое, что для девчонки – убрать волосы за уши. Когда Лен замечает мою задумчивость, он чуть улыбается в ответ, и на одно жаркое мгновение я почти жалею, что нам удалось провести доктора Гуинна.

И тут директор продолжает:

– А значит, вам не составит труда осуществить наш план. – Доктор Гуинн так сильно отклоняется назад, что его блестящая лысая голова почти касается стены, а кресло зловеще поскрипывает. – С нетерпением жду статьи с вашими именами в подзаголовке.

10

– Что это был за номер?!

Лен размашисто шагает через асфальтированный двор, а я семеню следом, стараясь не отставать. Мы оба спешим на пятый урок (английский) с розовыми талончиками опоздавших в руках.

– Я пытался вытащить нас из этого тандема Вудворда и Бернстина… [5] – отвечает он.

– Да, это я поняла, – киваю я, – но с чего тебе взбрело ляпнуть, что это я дала тебе книгу?

– Мне нужна была деталь, которая сделала бы историю правдоподобной. – Он пожимает плечами и бросает в рот вторую ириску. – Это первое, что пришло мне в голову.

– Ну, надо было лучше думать. Это, по ходу, какой-то левый французский роман. Откуда я могла о нем знать?

– Теперь я это понимаю.

В своем раздражении я даже немного спотыкаюсь.

– Так как было на самом деле?

– Хм-м-м?

– Как тебе попалась эта книга?

– А-а. Нашел на папиных книжных полках.

– И о чем она?

Лен притормаживает, чтобы я могла его догнать.

– О выдуманном многоквартирнике в Париже и всех, кто в нем живет.

Я ожидала, что он поподробнее перескажет содержание, но нет, Лен ограничивается только этим. Мы какое-то время идем молча, и я уже готова объявить время смерти этого разговора, но тут Лен все же решает продолжить:

– Один из жильцов, богач по имени Бартлбут, находится в жизненном поиске.

Теперь я немного заинтересовалась.

– В каком еще поиске?

– Очень сложном и необычном. – Лен косится на меня, словно чтобы понять, правда ли мне любопытно. – Со всякими картинами, головоломками и страданиями.

– Звучит очень… хаотично.

Лен смеется.

– Это просто хитрый способ прожить жизнь так, чтобы не оставить никакого следа. Самое грустное, даже это ему не удается. Хоть он и намеренно старался сделать свое существование бессмысленным, в итоге у него ничего не получается.

Мы поднимаемся по ступеням, ведущим в крытый проход через двор, увековеченный в нескольких фильмах Вайноны. Лен перешагивает через две ступеньки, как будто ему так проще.

Я прекращаю попытки идти с ним в ногу.

– Это что, был спойлер?

Он ждет меня на вершине лестницы, и я подбегаю к нему.

– А что, ты собиралась ее читать?

– Я ж ее тебе вроде как посоветовала, – выдыхаю я, слегка запыхавшись, – наверное, мне стоит ее прочитать?

Лицо Лена прорезает довольная ухмылка, словно он вспомнил одну из лучших своих шуток.

– Актриса из тебя паршивая, надо сказать.

– У меня не было времени на подготовку! Я не знала, что сказать.

– Согласен, попала так попала.

Мы спешим к кабинету миз Боскович в дальнем конце коридора. Лен проводит ладонью по верхнему ряду шкафчиков, походя проворачивая ручки всех кодовых замков.

– Честное слово, не понимаю, с чего ты решил соврать.

– Ради высшей истины. Видишь ли, Гуинну просто надо, чтобы мы нормально ладили. А для того чтобы научиться работать вместе, нам необязательно писать каждую статью в соавторстве. Посмотри на нас сейчас, мы уже вроде как подружились.

Это заявление в лучшем случае кажется мне сильно притянутым за уши.

– И все же не надо было меня в это впутывать.

Лен открывает передо мной дверь.

– Ты так говоришь только потому, что не прокатило.

К сожалению, наше появление не осталось незамеченным.

– Здравствуйте, мои дорогие, – говорит из-за учительского стола миз Боскович и требовательно протягивает руку.

Как обычно, у нее на пальцах поблескивает несколько толстых колец с камнями («Настоящая из них только бирюза», – призналась она как-то раз).

Весь класс смотрит, как мы пристыженно проходим вдоль ряда парт, отдаем ей талончики опоздавших и, пригнувшись, разбегаемся по своим местам в противоположных концах класса.

– Итак. – Учительница едва косится на розовые листочки и тут же бросает их в урну. – Сегодня мы начнем изучать пьесу, которая затрагивает исполинские темы. Амбиции. Нравственность. Жестокость. Одну из величайших работ Шекспира.

Она берет со своего стола книгу, ощетинившуюся ворохом наклеек-закладок кислотных цветов. Она держит ее обеими руками, точно награду, прижимая к черному кашемиру, который окутывает ее дородную фигуру.

– Этот шедевр, конечно, «Макбет».

Миз Боскович сообщает нам, что мы не просто прочитаем эту пьесу, но еще и сыграем ее.

– Никогда не забывайте, что Шекспир писал для театра, – восхищенно продолжает она. – Он