древнего иранца: густые черные кудри, гладкая кожа цвета корицы, румяные щеки и тонко очерченные губы, но славная внешность не могла скрыть того, что он был за Хайдара.

— Минутку, — громко сказал он. — Помилование — это забота только для людей, оказавшихся на неверной стороне. Но это не самая серьезная забота, верно? Почти никто не видел сына шаха целых двадцать лет. Откуда мы знаем, что он не ослеп, не болен и не помешался?

— Это бред! Он был в юности героем всего Ирана! — крикнул Амир-хан-мосвеллу.

— Тогда — может быть, но нынче? Справедливый вождь — вот о чем мы должны думать сейчас, когда на кону будущее всей нашей страны! — отвечал Ибрагим.

По встревоженным лицам знати я понял, что согласны не все. Большинство высокородных желали прежде всего отстоять интересы своего племени. Как полукровка с примесью таджикской и тюркской крови, я хотел шаха, которого будет занимать не просто соперничество за трон.

— Исмаил станет таким вождем! — провозгласил Амир-хан-мосвеллу, но его слова встретило гробовое молчание.

— Откуда нам знать? — спросил Садр-аль-дин-хан. — Сына шаха тут даже нет. Почему он не прибыл и не заявил свои права на трон?

— Он может войти в город с минуты на минуту, — возразил Колафарумлу.

— Тебе легко говорить — ты-то ждешь хорошей награды! — съязвил Садр-аль-дин-хан.

Колафа был главным распространителем слухов, что Исмаил и его войско уже прибыли и что поэтому остаджлу обречены. Он улыбнулся Садр-аль-дину:

— Потому что я вовремя воспользовался головой.

— Некоторые возразили бы, что тебе просто повезло.

Двое мужчин принялись выкрикивать взаимные оскорбления. Кое-кто из таккалу, смеясь, тыкал пальцем в сторону Садр-аль-дин-хана, радуясь позору своих извечных врагов, остаджлу.

— Умолкните! — скомандовал Шамхал, но его никто не слушал.

Я проскользнул между занавесями, чтоб взглянуть на Пери. Она светилась радостью, но щеки ее горели.

— Поменяйте направление, — посоветовал я. — Скажите, что вам нужна помощь в поддержании порядка во дворце. С этим все они согласятся.

В зале Шамхал пригрозил позвать стражу, если благородные господа не угомонятся.

— Мои добрые соратники, мне требуется ваша помощь, — обратилась к ним Пери. — У нас неотложные дела: разбитые ворота, отравленные стрелы на земле дворца, смута в Казвине, закрывшийся базар. Разве не поможете вы дочери шахского рода, когда она призывает вас?

— На все это потребуются деньги, — сказал мирза Шокролло.

— Вы можете прислать мне отчет казначейства.

Его тяжкие обвислые подбородки задвигались, как будто он собирался сказать: нет денег на то, чего вы требуете. Перечислял затруднения он до тех пор, пока она не потеряла терпение.

— Ты забыл, кто я, — ледяным тоном перебила она. — Еще несколько дней назад мой отец слушал меня во всем. Не смейте и на секунду подумать, что я не смогу защищать интересы династии так же беспощадно, как это делал он, — с вашей помощью или без нее. Вы все должны вернуться на свои посты. Завтра утром начнем с докладов от каждой службы, включая казначейство. Дело ваше — добиться, чтоб нового шаха не встретили сумятица и разброд. Мне не хотелось бы сказать ему, что вас не было, когда вы были особенно нужны.

Дальнейшие споры Шамхал-хан пресек:

— Вот слова лучшей из дочерей Сефевидов! Можете идти.

Он выставил всех мужчин, и Маджида тоже, чтоб Пери могла выйти. Я поднял завесу, и она вышла, отирая лицо платком. Выглядела она увядшей, словно базилик суточной давности.

— Я не добилась того, на что надеялась. Какие же они строптивые! Пошлю Исмаилу срочное письмо и объясню, какое здесь сложное положение…

— С Божьей волей он скоро будет тут, — ответил я и понял, что в моем собственном голосе была тревога.

— Надеюсь. Чувствую, словно удерживаю вес его трона на тонкой шелковинке.

Вернулся Шамхал и подошел к племяннице.

— Дитя мое, ты все сделала отлично, — сказал он, однако счастья в его темных глазах не было.

Тем вечером, когда мы с Пери начали работу, мать госпожи без предупреждения явилась повидать ее. Она вошла в комнату так тихо, что мы с Пери услышали ее лишь тогда, когда она приветствовала свою дочь, и мы оторвались от бумаг и увидели ее, стоящую рядом.

— Матушка, добро пожаловать, — сказала Пери. — Как ваше здоровье?

— Понемногу.

Пери подняла брови:

— Могу я предложить вам чаю? Засахаренных фруктов? Подушку, чтобы сесть? — Речь была учтива, но я ощутил нетерпение царевны.

Мать отклонила угощение и с трудом уселась возле Пери, но на расстоянии, которое делало неразличимым любое сходство. Дака-черкес-ханум была женщиной лет пятидесяти, у которой, казалось, не оставалось сил передать дочери что-то свое. Она была тонкокостной, светлокожей, со светло-карими глазами.

— Дочь моя, звезда моей вселенной, думаю, ты знаешь, зачем я пришла.

Улыбка Пери была такой напряженной, словно она предчувствовала дальнейшее. Дака взглянула ей в глаза, и, к моему изумлению, Пери отвела взгляд.

Я видел, что Пери сумела вынести за эти несколько недель, но я ни разу не видел ее чувствующей себя так неуютно.

— Ты отказывала мне в этом счастье годами, но пришло время и тебе подумать о замужестве.

Меня эта мысль встревожила. Если госпожу выдадут, я окажусь во власти ее мужа, а не под ее началом. А если это будет нудный старый дурак? С Пери я чувствовал себя живее, чем полный улей пчел.

— Разве ты не видишь, что я должна заниматься делами дворца?

— Мое милое дитя, как надолго это затянется?

— Знает лишь Бог.

— Ты всегда гордилась своим разумом. Исмаил вернется, сядет на трон — и что ты будешь делать тогда?

— Советовать ему.

Жалость светилась во взгляде матери.

— Ты не провела столько времени с Султанам, сколько я, — ответила она. — Сейчас она в необычайно хорошем настроении. Я слышала, как она поет — думала, что меня нет поблизости, — «Прощай, колдунья-неудачница!», и это было про тебя. Если кто и будет советовать ее сыну, то лишь она.

Губы Пери скривились в отвращении.

— Она не знает того, что знаю я, и ее сын тоже. Когда назначают заместителя правителя области, какие четыре чиновника должны приложить свои печати к документу и в каком порядке? Все, что она сможет, — это шептать ему на ухо о своих приязнях и неприязнях. Он скоро устанет от этого.

— Не имеет значения. Она отравит его слух против тебя.

— Матушка, вы ее переоцениваете.

— Она мечтает похоронить тебя. Молю тебя: позволь мне найти тебе нового защитника в лице мужа. — Мать схватила руку Пери, и глаза ее загорелись надеждой. — Мы найдем красивого мужчину, чье лицо будет, как солнце, восходить для тебя каждое утро. Сильного и свирепого, словно лев, и он