– Но мы же всегда встречали Рождество в Хоторндене, – сказала Хейзел, наблюдая, как мать тщательно оборачивает свои драгоценности тканью.

– Не в этом году, – отрезала та. – В этом году мы отправимся в Бат, на отдых, перед отъездом в Лондон.

Дюжину раз за день леди Синнетт нежно прижимала ко лбу Перси свою холодную руку и принималась ворковать.

– Теплые воды в Бате пойдут тебе на пользу, дорогой, – повторяла он. А затем принималась метаться по дому пойманным мотыльком, бессистемно распахивая и закрывая окна и бормоча при этом о «хорошем воздухе» для Перси.

За день до отъезда Хейзел начала заметно покашливать. Вечером пожаловалась на озноб. На следующее утро не спустилась к завтраку. Она велела Йоне передать матери, что ее лихорадит. Лежа в кровати, Хейзел слышала истерический визг матери этажом ниже. Потом последовали резкие шаги, едва различимый шепот и, наконец, тихий стук в дверь спальни Хейзел.

– Это я, мисс, – мягко сказала Йона с той стороны двери. – Ваша мать велела мне оставаться с другой стороны двери, на случай если вы заразны. Она спрашивает, какие у вас симптомы?

Хейзел на мгновение задумалась.

– Жар, определенно. Похоже, что просто жар. И в глазах туман. – А почему бы и нет? – И язык позеленел.

Шаги. И снова шаги. Хейзел отсюда ощущала сомнения, охватившие Йону.

– Ваша матушка… леди Синнетт интересуется, не лучше ли будет вам отдохнуть здесь, в Хоторндене, и присоединиться к ним в Бате только когда поправитесь? – Леди Синнетт прокричала что-то с нижнего этажа. – Или даже, – передала Йона, – подождать, пока они приедут в Лондон на сезон, и встретиться с ними там? Ради вашего же блага, мисс.

Хейзел, закутавшаяся в простыню, не сдержала усмешки. Она приготовила грелку для постели и запаслась стаканом воды, чтобы намочить лоб, на случай если матери потребуется доказательство ее болезни, но должна была догадаться, что леди Синнетт слишком испугается, чтобы даже подняться на один с ней этаж.

– Думаю, все будет хорошо, – согласилась Хейзел. А затем, осознав, что ее голос прозвучал слишком радостно, добавила: – Если матушка считает это наилучшим выходом. Ради безопасности Перси.

Снова раздались шаги, на этот раз более тяжелые, и Хейзел поняла, что мать стоит в коридоре у ее двери.

– Хейзел, – позвала леди Синнетт, – пожалуйста, береги себя. Йона с кухаркой будут рядом. И я попросила лорда Алмонта прислать тебе еще одну горничную, если понадобится. – Последовала пауза. – Ты ведь понимаешь, правда? – спросила леди Синнетт. – Мы могли бы отложить поездку, но…

– Все в полном порядке, матушка, – отозвалась Хейзел. – На самом деле я сама на этом настаиваю. Полагаю, мне просто требуется отдых. И нет никакого смысла рисковать здоровьем Перси. Я отдохну в Хоторндене и присоединюсь к вам на юге, когда почувствую себя лучше. – Тут она демонстративно раскашлялась. – А сейчас мне тяжело даже встать с постели.

– Что ж, хорошо, – произнесла леди Синнетт спустя какое-то время. – Мы скоро увидимся. Я оставила адрес апартаментов в Бате. Пожалуйста, напиши нам о своем самочувствии.

– Обязательно.

В ответ раздался шелест юбок по полу. Весь следующий час Хейзел лежала молча, прислушиваясь к звукам последних приготовлений к путешествию в Англию, к лаю собаки, провожающей вынос сундуков, к бормотанию кухарки, собирающей припасы в дорогу, к ржанию лошадей, стоящих у крыльца. И вот, наконец, раздались шаги леди Синнетт и Перси, покинувших комнаты, и гомон прислуги, вышедшей во двор проводить их.

Хейзел дождалась, пока стихнет скрип колес по гравию подъездной аллеи. А затем подождала еще полчаса – примерно столько требовалось, чтобы добраться до ворот поместья, которые выходили на главную дорогу. После чего откинула покрывало, встала с кровати и позвала Йону, чтобы попросить чашку чая. Ей удалось. Ее ждали месяцы в одиночестве, без леди Синнетт, без Перси – без надзора имеющих над ней власть, пока те уверены, что она слишком больна, чтобы выходить из дома.

Вернулась Йона с чайничком и двумя чашками. Осторожно поставив поднос, она посмотрела на Хейзел и улыбнулась.

– Думаешь, я сошла с ума, Йона? – тихо спросила Хейзел, хотя прозвучало это скорее как утверждение.

Йона покачала головой.

– Знаете, у вас не останется времени на безумства, когда вы станете виконтессой Алмонт. Так что лучше уж отвести душу сейчас.

Хейзел изо всех сил старалась подавить улыбку, поднимавшую уголки губ.

– А матушка… она ничего не заподозрила?

Йона рассмеялась.

– Конечно нет. Она так беспокоится за Перси, что, наверное, могла бы оставить вас здесь, даже если бы вы были слишком бледны за завтраком. Бедный мальчик.

– Бедный мальчик? Бедный Перси? Да ему же достается все ее внимание.

– Ужасно, когда тебя так душат. Мальчишке нужен свежий воздух и время от времени чуточку грязи и ободранные коленки.

– Джордж целыми днями катался на лошади, и видишь, к чему его это привело. О… о, Йона, прости.

Йона была безумно влюблена в Джорджа с тех пор, как тот вернулся из Итона на летние каникулы, обзаведясь еще шестью дюймами роста и редкими усами к ним. Она следовала за ним по пятам, как щенок, пересказывала все его слова слугам и от волнения проливала чай, стоило ему войти в комнату.

– Он был таким красивым, правда? – спросила она теперь.

Хейзел кивнула, постаравшись выкинуть из головы мысль, которая вот уже два года каждый день грязной пеной всплывала в мозгу: «Может, он должен был умереть, чтобы не умерла я». Эта мысль грызла как крыса, нелогичная, жестокая, отвратительная. Хейзел все это понимала. И все же.

Йона уставилась в окно пустым, затуманенным взглядом, скорее всего, настигнутая очередным воспоминанием о Джордже.

– Знаешь, – сказала Хейзел, – я заметила, наш лакей Чарльз за последние пару лет превратился в настоящего красавчика. И глаз от тебя оторвать не может. Я не раз видела, как он слоняется по библиотеке в надежде увидеть, как ты топишь камин. Парень определенно по уши влюблен.

– Чарльз? Правда?

– И не вечно же ему ходить в лакеях. Помнится, перед отъездом отец сказал управляющему, что из Чарльза выйдет неплохой камердинер.

Йона на мгновение задумалась или замечталась, и Хейзел заметила, как по губам девушки скользнула улыбка.

– Так вы говорите, глазеет на меня?

– Честное словно.

Свет из окна упал на лицо Йоны, и Хейзел могла поклясться, что щеки горничной под чепцом вспыхнули.

– Ну, хватит об этой чепухе. У нас есть задача поважнее, – заявила Йона. Она отступила, прищурив один глаз, чтобы как следует разглядеть Хейзел. – Вы действительно здорово похожи на своего брата, как я погляжу. Особенно сбоку. Тот же нос, те же брови.