— Коваль, в норме? — спрашивает Колос, когда идём на лёд. Капитан, заботится о моральном состоянии своих игроков. Потому что потасовки внутри команды это травмы и стычки на льду. Но я спокоен.

— Нормально, Колос.

Нормально, потому что тепло губ Крохи всё еще немного меня согревает и не даёт загоняться по поводу других мужиков. А загоняться есть почему. Потому что Кроха вопросом возраста сильно озабочена, а Лёхе нашему двадцать семь, и по логике вещей на него она охотнее обратит внимание, чем… Не-а. Нахер логику. Моя будет. Она уже моя, просто ещё не знает этого.

На льду отключаюсь. Тренируюсь как обычно, на Леху не обращаю внимания. Не могу я ему запретить на Кроху слюни пускать, понимаю же, что она слишком красивая у меня, мимо такой не пройдешь, будучи свободным, это только женатики наши не смотрят на неё.

Работаем по парам, когда замечаю, что Кроха тихонько крадётся на трибуны. Она иногда приходит смотреть на тренировки, и я даю себе помечтать, что ради меня приходит сюда, а не просто смотреть на выносливость каждого, чтобы потом на тренировках нас прокачивать.

И всё! Вижу ее и всё отключается, работать не могу, косячу снова. Как это выходит — не знаю, но если на игре её присутствие сил подбрасывает, то тут наоборот забирает. Шайбу не вижу, кататься уметь перестаю, овощ просто. Палыч орёт без перерыва, мужики только ржут.

— Ковалёв, — орёт и свистит, подзывая меня к себе, — ты заболел? Что с тобой? Сходи к Алёне!

— Не, Виктор Палыч, это не лечится, влюбился я, — говорю, на Кроху зыркая, а она тут же ежится вся и глаза выпучивает. Что, Оль? Я правду говорю. И скрывать не собираюсь.

Глава 12. Оля

Он с ума меня сведёт, этот совершенно неуправляемый Ковалёв. Делает всё, чтобы я тронулась умом, честное слово, потому что я на грани уже! Его слишком много! Он действует слишком быстро! Ещё неделю назад я только пришла в новый коллектив и узнала, как этого парня зовут, а сегодня он дарит мне цветы и ягоды, оплачивает моё такси и перед всей командой и тренером заявляет, что влюблен в меня!

Это абсолютное сумасшествие, я сижу словно ошпаренная, пытаясь собрать свои эмоции в кучу. Как можно было… он просто смотрит на меня и говорил тренеру, что влюблен, поэтому не может сконцентрироваться на тренировках, что я должна чувствовать? У меня шок. А ещё вина, потому что из-за меня парень не может нормально тренироваться. Сумасшедший дом какой-то…

Вижу пару взглядов других парней из команды, они, кажется, тоже все поняли. Ну, тут не нужно быть магами и волшебниками, чтобы догадаться, Ковалёв слишком красноречиво бросил взгляд на меня во время своей пламенной речи. Даже Виктор Павлович догадался, я уверена, просто ему хватило воспитания не смотреть в мою сторону, чтобы не смущать ещё больше.

Господи… ну что за человек этот Ковалёв?! Пытаешься отгородиться как-то, а он словно чувствует это и заполняет все мое пространство собой ещё сильнее, как вирус какой-то, от которого не придумали лекарств. Потому что я правда не знаю, как подействовать на него, он прет как танк, ему на мои слова до одного места.

Вздыхаю и ухожу с трибун, не хочу больше портить ему тренировку, пусть занимается. Антон хороший игрок, у него большое будущее, отвлекающим фактором быть не готова.

Захожу к Алёнке, она ставит мне уколы, ещё в подростковом возрасте на гимнастике была травма позвоночника, приходится до сих пор прокалывать лекарства курсом, чтобы не давала о себе знать. Спорт — сложная штука. Жаль, что пришлось завязать с профессиональным и податься к тренерам, но жизнь распорядилась именно так.

— Ален? — заглядываю в кабинет. Она последние пару дней очень грустная, мне даже жалко её. Сидит за столом и что-то пишет в тетради, а глаза заплаканные.

— Ты на укол? — спрашивает, отрываясь от своего занятия. Киваю.

— Что-то случилось? Может, тебе помочь чем-то?

— Да… — хмурится, а я закрываю кабинет на ключ, чтобы всякие Ковалёвы снова не залетели сюда во время укола, — папа с мамой планируют переезжать в другой город через две недели. Я, конечно, с ними. Одной остаться не разрешают тут, да и не смогу я ещё одна, они за учебу платить будут, я в университет поступаю.

— Разве причина для грусти? Переезд это здорово, к лучшему! — пытаюсь подбодрить, сама вспоминая, как переезжала в этот город, пытаясь сбежать от Ярослава.

— Мне очень сильно нравится наш Сережа, — вздыхает, рассказывая правду, — и мне совсем не хочется уезжать, если честно.

Алёне восемнадцать лет, она с колледжа сразу сюда медсестрой работать пришла. Наивный ребенок ещё совсем…

— Он, вроде, и сам от тебя без ума, — за неделю я это же успела понять. Парни его постоянно подкалывают.

— Говорят так, только вот сам он никаких шагов не делает, и я навзываться не буду. Если бы он… не важно, в общем. Все равно уезжаю, они вернутся со сбров, меня уже здесь не будет.

Алёнка вздыхает совсем грустно, и я, поблагодарив за укол, выхожу из кабинета, задумавшись. Потому что… Это на самом деле так грустно. Когда твоя любовь тут, только руку протяни, но сам он шагов не делает, и ты скоро уедешь отсюда.

А Антон… Антон делает огромные шаги. И уезжать я никуда не собираюсь, но обстоятельства складываются так, что вместе нам никак не быть.

Почему жизнь такая жестокая штука?

То, что она никого не жалеет, я ещё в четырнадцать поняла, когда прямо с соревнований на скорой уехала и потом полгода в корсете ходила. Спасибо что вообще ходила… И потом меня жизнь не жалела ни разу, и сейчас, когда сердце моё можно было бы медом утопить, она подсунула мне мальчишку! Которому я не посмею своими проблемами ломать жизнь! И мне все силы приходится тратить на то, чтобы отстраняться от него, но он так напорист… Это срывает мне крышу. Я не знаю, как правильно поступить и что с этим всем делать, мне тяжело, и от тяжести этой порой дышать трудно.

На улице снова ливень. Я стою в кабинете и смотрю в окно, вспоминая, как пару