Чтобы не возвращаться мыслями к моменту бегства, я занимала себя чем могла — промывала и мазала татуировку, пересаживала цветы, разбирала вещи в гардеробе, отмывала вытяжку на кухне — все это под громко орущий телевизор, забивающий голову чужими проблемами.

Татуировка, кстати, мне очень нравилась. Часы выглядели стильно, а тринадцатый час на циферблате напоминал о Джарете — Короле Гоблинов из «Лабиринта». Демьян чем-то напоминал его — поведением, глэм-роковым стилем и моим отношением к нему. Он притягивал подсознательно и отталкивал, если я включала разум.

В общем, тату мне шла — мастер был хорош. Но бесила страшно — тем, что заставляла вспоминать и тосковать по несбыточному.

Стало намного легче, когда прилетела Машка, и жизнь вернулась в обычную колею.

— О, мам, отличный цвет волос! — заявила она, обняв меня в аэропорту. Вот и вся реакция на мои безумства! На татуировку лишь скосила глаз, прокол в ухе вообще не заметила.

Зато все время пока мы шли к стоянке трещала, не затыкаясь.

В Лондоне было прекрасно все — музеи, музыка, парки, магазины, уличные украшения, еда, люди, улицы, папины друзья!

Папины друзья были прекрасны настолько, что она покрывалась легким румянцем, когда о них рассказывала.

Поэтому вечером я позвонила бывшему мужу и аккуратно поинтересовалась, у кого из его приятелей-алкоголиков голова лишняя. А то можно исправить.

— За кого ты меня принимаешь? — оскорбился он. — Они нормальные айтишники, по большей части женатые.

— Так. И кто из них подкатывал к твоей дочери?

— Никто! — он возмутился повторно. — Клянусь своей потрепанной печенью.

— Поклянись мозгом, — потребовала я. — Его пересадить нельзя.

— Чем хочешь поклянусь, даже самым дорогим!

— Я была уверена, что это мозг и есть…

— Вот за что я тебя люблю Ален, — вздохнул мой бывший. — Так за то, что ты единственная во мне ценишь не деньги, не рабочую визу и даже не мужское достоинство…

— В твоем случае — мужской недостаток, — хмыкнула я.

— Раньше ты не жаловалась.

— Раньше, дорогой, я знала только обычные шоколадки, но недавно в наш гастроном завезли сникерс-макси, на двадцать процентов больше… — мурлыкнула я в трубку.

— Аж прям на двадцать…

— На тридцать, — прикинув в голове соотношение, обрадовала я его.

— Понял, отползаю, — вздохнул экс. — Не, Ален, серьезно, если Машка в кого и втрескалась, то исключительно платонически и безответно. Если что, сам ему оторву — и не только голову.

Я бы сказала, что все стало как раньше, если бы не эти вечные напоминания о Демьяне! То вдруг вылез в разговоре с бывшим, то в тот же вечер я увидела смешной ролик про сравнение размеров «Кит-ката», совсем как в нашем разговоре. То Машка, недели через полторы после возвращения, вдруг заявила, что желает кататься на коньках.

Я отнеслась к идее с энтузиазмом, но она, поездив немного по ледяным колдобинам катка в хоккейной коробке у нас во дворе, вдруг предложила:

— А давай поедем на ВДНХ с тобой? Там лед нормальный, наверное.

— Нет! — я аж вскрикнула.

— Ну тогда в Парк Горького…

— Говорят, там народу битком, — я взяла себя в руки и на это предложение ответила чуть более вменяемо. — Езжай одна, если хочешь. Я и кататься не умею.

— Я хочу с тобо-о-о-о-ой, — заканючила она. — Одной скучно! Ну ты просто посмотришь!

Я стойко выдерживала ее многочасовые вопли в младенчестве, но сломалась на нытье подростка и всего-то через пару часов непрерывного «Мам! Мам! Мам!» согласилась на каток у ГУМа.

Удовольствие от катания получила правда одна она, потому что я постоянно оглядывалась по сторонам, шугаясь каждого парня со светлыми волосами.

— Пойдем, тут неподалеку отличный безалкогольный глинтвейн, — увела я наконец дочь из опасного места.

Хотя если подумать — сейчас все места опасные. Москва большая — Демьян верно сказал. Но центр маленький и мест, где в зимние выходные гуляет народ не так уж и много. Если он решит пройтись знакомыми маршрутами — будет неловко.

Особенно Машке.

Я, конечно, замечала, что из ее команты доносятся в основном страдательные песенки, но раз бывший сказал, что ничего не было — скорее всего не было. Ее любовь уж слишком безответная — разница в возрасте, в географическом положении и, скорее всего, в матримониальном статусе не давали никаких шансов.

Тут мама не поможет.

Тут, пожалуй, клин клином.

Если же она узнает, что пока она там флиртовала с мужиками, ее мать зажигала с мальчиком, который скорее подходил бы ей — ой, что будет!

Одна мысль о том, что моей дочери Демьян подошел бы лучше, чем мне, вдруг отозвалась такой острой болью в сердце, что я аж задохнулась и закашлялась.

Я даже остановилась посреди улицы, ухватилась за фонарь и попыталась отдышаться.

— Мам, что случилось? — подскакала Машка, убегавшая за очередным пряником. Как же — быть на зимней ярмарке и не попробовать все подряд?

— Все в порядке, просто подавилась, соврала я, разгибаясь — и тут же чуть не поймала еще и сердечный приступ, заметив мелькнувшие в толпе светлые волосы с розовыми кончиками.

Сделала шаг вперед, отодвигая Машку с дороги — зачем?

Зачем?!

Я что — собиралась его догнать?

Но люди расступились — и это оказалась девчонка с таким же окрашиванием.

Только и всего.

Видимо, мода такая. А мне теперь в тридцать пять инфаркты ловить.

Я допила свой глинтвейн одним глотком и попросила:

— Маш, давай домой, а? У меня работа еще.

— Ну блин! — Машка пнула урну и скуксилась. — На следующих выходных уже все уберут!

— Не уберут. Или съездишь с друзьями вечером.

Меня почему-то вдруг накрыла паника — надо скорее-скорее отсюда уйти или случится что-нибудь… что?

Что-нибудь.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну ма-а-а-а-ам… — Машка закатила глаза, прямо как один знакомый наглец. — Ну что мне целый вечер дома делать? Я хотела в кино еще!

— О господи, ну иди в свое кино, я одна поеду! — я сунула ей кредитку, и дочь, помахав мне, умотала со скоростью света, словно только этого и ждала.

А я поехала домой, радуясь, что можно убраться из опасного места.

Когда у самого подъезда дорогу мне перегородил Демьян — в незастегнутой снова куртке, но в чертовом шарфике, у моего сердца уже просто не осталось сил на то, чтобы сжиматься, обливаться кровью, корчиться и всячески помирать.

Я просто остановилась на месте и ждала, пока он подходил ко мне, обнимал изо всех сил и опалял дыханием ухо, тронув кончиком языка серебряную змейку.

Да все ей можно!

— Соскучился… — прошептал Демон,