Шрифт:
Закладка:
— Великая Русская Стена!
Приземляемся.
Встречает меня у самолета Потроха: молодой, краснощекий, курносый, с чубом перезолоченным. Сажусь в его «мерин», и как всегда чувство такое, что это моя машина. Deja vu. Машины у опричников у всех одинаковы — что в Москве, что в Оренбурге, что в Оймяконе: четырехсотсильные «мерины»-купе цвета спелого помидора.
— Здорово, Потроха.
— Здорово, Комяга.
Все мы с друг другом завсегда на «ты», одна семья опричная. Хоть и раза в полтора я Потрохи старше.
— Что вы тут мышей не ловите? Стоило Чапыжу отъехать, все у вас встало.
— Не кипятись, Комяга. Тут дело сальное. У них крюк в Приказе. Чапыж с Приказом до последнего в хороших был. А я для них — никто. Плечо нужно.
— Так тебе левое плечо нужно, я ж из правого!
— Теперь неважно, Комяга. Главное — у тебя Печать. При спорной нужен опричник с полномочиями.
Знаю, проходили. Опричник с полномочиями. А это — Печать. Токмо у двенадцати опричных Печать имеется. В левой руке она, в ладони, под кожей. И отнять ее у меня токмо с рукою можно.
— Дьяку назначил?
— А как же. Через четверть часа белое толковище.
— Лекари?
— Все в норме.
— Поехали!
Потроха лихо выруливает, выезжает из ворот аэропорта на тракт, дает газу. Несемся мы из аэропорта не в Оренбург, своими пуховыми платками да красавицами узкоглазыми, русско-китайскими знаменитый, а в противоположную сторону. По дороге Потроха мне дело поподробнее излагает. Давненько не работал я с таможней, давненько. Много нового за это время появилось. Много того, о чем мы раньше и не догадывались. Появились, например, прозрачные нелегалы. Возник таинственный «экспорт пустых пространств». Субтропический воздух теперь в Сибири в цене, — гонят объемы с этим воздухом. Гонят из Поднебесной какие‑то приставки со свернутыми желаниями. Загадка! Слава Богу, нынешнее дело попроще.
За четверть часа домчал Потроха до Дороги. Я ее уж поди года три как не видел. И каждый раз, когда вижу — дух захватывает. Дорога! Мощная эта вещь. Идет она из Гуанчжоу через Китай, ползет через Казахстан, через Южные Ворота в Южной Стене нашей, потом — через Россию-матушку и до самого Бреста. А там — прямиком до Парижа. Дорога «Гуанчжоу — Париж». С тех пор как все мировое производство всех главных вещей-товаров потихоньку в Китай Великий перетекло, построили эту Дорогу, связующую Европу с Китаем. Десятиполосная она, а под землею — четыре линии для скоростных поездов. Круглые сутки по Дороге ползут тяжелые трейлеры с товарами, свистят подземные поезда серебристые. Смотреть на это — загляденье.
Подъезжаем ближе.
Дорога вся тройной защитой обнесена, охраняется от диверсантов, от киберпанков отмороженных. Въезжаем на отстойник. Красивый он, большой, стеклянный, для шоферов-дальнобойщиков специально обустроенный. Тут тебе и сад зимний с пальмами, и баня с бассейном, и харчевни китайские, и трактиры русские, и тренажерные залы, и дом терпимости с блядьми искусными, и гостиница, и кинозал, и даже каток ледяной.
Но мы с Потрохой в толковищную направляемся. А там уже сидят-ждут-пождут: дьяк из Таможенного Приказа, подьячий оттуда же, нами осаленный, двое из Страховой Палаты, сотник из Подорожного Приказа и двое китайцев-представителей. Садимся с Потрохой, начинаем толковать. Входит китаянка чайная, заваривает чай белый, бодрость тела повышающий, разливает с улыбкой каждому. Дьяк таможенный упирается слонярой:
— Поезд чистый, у казахов претензий нет, договор сквозной, правильный.
Ясное дело, дьяку просалили весь поезд, все двенадцать трейлеров, до самого Бреста. Наше дело — задержать китайцев, чтобы они подорожную страховую просрочили, а тут и наша страховка навалится. А наша страховочка — 3 %. Это на Дороге каждая собака знает. На эти‑то 3 % казна опричная хорошо поправляется. Да и не только опричная. Всем правильным хватает, перепадает. Эти самые 3 % многие правильные расходы закрывают. А расходов у нас, у слуг Государевых, без счету. Разве дьяк таможенный, юанями нашпигованный, это понимать желает?
Сотник подорожный наш. Начинает раскачивать:
— У двух трейлеров китайский техосмотр липовый. Нужна экспертиза.
Китаец заступается:
— Техосмотр правильный, вот заключение.
Возникают в воздухе светящиеся иероглифы подтверждения. Я китайский разговорный освоил, ясное дело, как теперь без него. Но с иероглифами — болото. Потроха зато сноровист в китайском, выкопал заключение о замене второй турбины, высвечивает его хаврошечкой:
— Где сертификат качества? Адрес производства? Номер партии?
— Шаньтоу, завод «Красное Богатство», 380‑6754069.
Мда. Турбина «родная». С техосмотром не получается. Сложно стало работать на Дороге. Раньше эти трейлеры просто калечили: то шину проколят, то стукнут, то водиле в харчевне в лапшу дури подсыплют. Теперь за этим смотрят. Ну, да ничего. У нас есть свое, старое-доброе. Чай‑то подает осаленная сяоцзе.[2]
— Господа, считаю разговор исчерпанным, — дьяк произносит, а сам — за сердце.
Засуетились: что такое?
— Приступ сердечный!
Вот те раз. А сяоцзе даже и не покраснела. Кланяется, уносит свой чайный столик. Лекари возникают, уносят дьяка. Стонет, бледный. Мы успокаиваем:
— Поправитесь, Савелий Тихонович!
Конечно, поправится, а как же. Китайцы встают — дело кончено. Ан нет. Теперь — наш черёд: последний вопрос к осаленному подьячему:
— Кстати, господин подьячий, а подорожная‑то, похоже, задним числом подписана.
— Что вы говорите? Не может быть! Ну‑ка, ну‑ка… — таращит подьячий бельмы на подорожную, наводит хаврошечку на документ. — Точно! Синяя метка смазана! Ах, разбойники! Обвели вокруг пальца доверчивого Савелия Тихоновича! Обмишурили! Объегорили! Цзуйсин![3]
Вот так теперь дело‑то оборачивается. Забормотал китаец:
— Не может быть! Подорожная заверена обеими погрануправами!
— Ежели представитель российской таможни заметил несоответствие, требуется двусторонняя экспертиза, — отвечаю. — При спорной ситуации нашу сторону в этом случае представляю я, опричник с полномочиями.
Китайцы в панике: времени на это уйма уйдет, страховка китайская истечет. А новую подорожную составить — это вам не пирог с вязигой состряпать. Тут и санинспекция требуется, и техосмотр, и опять-таки пограничный досмотр, и виза Антимонопольной Палаты. Ну и все к одному:
— Страхуйтесь, господа.
Китайцы — в вой. Угрозы. Кому, кому ты грозишь, шаби?[4] Жалуйся кому угодно. Сотник из Подорожного Приказа китайцев сопливит:
— Российская страховка — наилучшая защита от киберпанков.
Китайцы скрежещут:
— Где Печать?!
Так, какого рожна я, спрашивается, летел сюда? Вот Печать: левая ладонь моя ложится на квадрат матового стекла, оставляя на нем Малую Государственную Печать. И нет больше вопросов. Перемигиваемся с Потрохой: 3 % наши! Выкатываются китайцы с мордами перекошенными, уходит подьячий, свое сальное дело сделавший. Выходят и все остальные. Остаемся токмо мы с Потрохой.
— Спасибо, Комяга, — сжимает мне запястье Потроха.
— Слово и Дело, Потроха.
Допиваем чай, выходим на воздух. Здесь у них похолоднее, чем в Москве. С таможенниками у нас, опричных, старая война. И конца ей