– Почему?

– Он загадка, которую все хотят разгадать.

– И ты?

– Я собираюсь не просто разгадать, я хочу вывернуть его наизнанку, увидеть все его внутренности. Показать другим, что он не эфемерный и таинственный образ, а человек из плоти и крови, такой же, как мы, просто почему-то решил, что имеет право судить, кому жить, а кому умереть. И кстати, по каким критериям?

– Вряд ли мы сможем понять, – Джон залпом допил кофе, повернулся к стойке, видно, обдумывая, стоит ли взять еще.

– Ты хранишь статьи об Аконите?

– Ну да.

– Пойдем, – Кора встала и принялась одеваться.

– Куда? – Джон тоже поднялся, рассеянно натягивая пальто.

– К тебе домой, конечно, – удивилась она вопросу.

Он замер на парс[18]. Его взгляд стал пустым, словно он что-то обдумывал, а Кора спохватилась, обнаружив, как нагло себя повела:

– Если ты не против, разумеется. Извини, что я так напираю. Иногда я слишком увлекаюсь.

– Все в порядке, – Джон дружелюбно улыбнулся. – Я прикидывал, не стоит ли нам взять чего-нибудь с собой. К тому же ты угостила меня кофе. Хочешь пирожных?

– Не стоит… Я позавтракала, а если съем что-то еще, то и корсет не поможет, – Кора поправила челку, пытаясь скрыть смущение, вызванное собственной внешностью. В отличие от сестры ей досталась более плотная фигура, которая ширилась, стоило положить на язык крошку хлеба. А скоро начнется светский Сезон… Мама будет недовольна, если придется перешивать новые платья…

– Вздор! – фыркнул Джон. Его четко очерченные черные брови нахмурились. – Я возьму пирожных, и ты, если захочешь, без задней мысли съешь их. И вообще, сладкое полезно для работы мозга!

Кора потупила взгляд.

Тучи дождались, пока пара скроется в дверях дома, и наконец разразились шумным ливнем.

Подъем на третий этаж давался уже легче, однако главная радость мерным храпом доносилась из квартиры миссис Мур. Осторожно поглядывая на соседскую дверь, они добрались до комнат Джона и свободно выдохнули.

Рядом со старыми мужскими тапочками Кора заметила новую светлую пару.

– Это мне?

– Полагаю, для меня они маловаты. Так что да, если хоч…

Она, не дослушав, переобулась, широко улыбаясь. Джон усмехнулся, принимая из ее рук пальто.

– Присаживайся, я приготовлю нам чай.

– Могу я занять твой рабочий стол?

– Разумеется. Бумага и авторучка на месте.

Кивнув, Кора плюхнулась на стул. Вскоре Джон поставил рядом с ней блюдце с пирожным и кружку ароматного чая, а сам вытащил из ящика увесистую папку, хранящую кипу листов.

– Приступим? – Кора нетерпеливо заерзала на месте.

– С чего начнем?

– С кого, напарник, с кого! Кто первый убитый?

– Джеймс Роуз, – объявил Джон, выуживая из папки газетную вырезку, – младший. Вот некролог.

– Знакомое имя…

Отправив часть пирожного в рот, Кора внимательно изучила короткий текст, посвященный кончине первой жертвы. Несчастный, лишенный возможности двигаться юноша был с самого детства прекрасным и чистым созданием, которого соседи по сей день вспоминали как веселого и непоседливого мальчишку.

– «Все общество благодарило Первого за то, что родители вновь обрели свое чадо, однако им все-таки пришлось навсегда с ним попрощаться», – зачитала Кора, подергивая ногами. – Что значит «вновь обрели»?

– Четыреста сорок второй год, – протянул очередную вырезку Джон, – это архивное.

На сей раз потертые газетные буквы рассказывали о пропаже ребенка. Ниже выделялись приметы и обещание вознаграждения за любую информацию.

– Постой-ка… Кажется, припоминаю… – Кора нахмурилась. – Мне было двенадцать, матушка не отпускала нас с сестрой ни на шаг, когда мы выходили. И папа упоминал, что в соседнем отделе у сержанта пропал сын. Сержант Джеймс Роуз. Точно! Я даже оставила газетную вырезку в своей коллекции! Тогда подняли на уши всех констеблей, нельзя было допустить, чтобы снова пострадал ребенок полицейского…

Недосказанные слова остались на языке вместе с солоноватым привкусом от прокушенной губы. Сердце знакомо сжалось. Сколько бы ни прошло времени, воспоминания о том дне не давали ей покоя. Кто-то спросил бы, что может помнить ребенок десяти зим от роду? И Кора охотно бы согласилась – она смутно помнила свое детство. Однако хорошо помнила Гила. Сын инспектора. Сын полицейского, которого украл убийца. Потому, когда исчез ребенок сержанта, все так всполошились. Происшествие отличалось, но никто не мог стереть из памяти случай двухзимней давности.

Случай Гилберта Хантмэна.

– Так… – Кора передернула плечами, пытаясь скинуть груз воспоминаний. – Джеймса-младшего нашли. Если я верно помню, в каком-то логове бродяжек.

– Да. Выдвинули версию о компрачикосах.

Кора вновь передернулась, на этот раз от омерзения и жути. Она узнала это слово несколько зим назад, когда ей попалась книга с Древней родины, в которой главный герой был изуродован теми самими компрачикосами.

– Скупщики детей, увечившие их и использующие в качестве живого товара или попрошаек…

– Или просто веселить публику в цирке, – кивнул Джон.

– Значит, Джеймс-младший их жертва?

– Вероятно.

– А затем, спустя столько зим, он снова стал жертвой… Перерезанное горло и аконит, верно?

– Вообще, смерть наступила от отравления аконитином. Порез на шее был оставлен позднее. И соцветие аконита не одно, а букет. Вечером родители переложили его, как всегда, на кровать, но обнаружили уже на кресле. Кроме того, окно было открыто.

– Холодновато для проветривания, да и вряд ли инвалид мог подняться самостоятельно.

– Весьма подозрительно, – согласился Джон, – но никаких следов найдено не было.

Кора старательно внесла всю имеющуюся у них информацию на отдельный лист и прикрепила к нему газетные вырезки. Чашки опустели, от пирожного остались только крошки. Заполнив страницу, Кора отложила заметки о первой жертве и принялась терзать новую бумагу, подписав сверху цифру два.

– Кто следующий?

– Бездомный. Его называли Блейзом, настоящее имя неизвестно.

– Бродяга? Может, он связан с компрачикосами?

– Никто не знает наверняка, – пожал плечами Джон. – Некролог заказывать было некому, рассказывали о нем неохотно, а найти его знакомых оказалось не так просто.

– Но ты ведь заглядывал в полицейские отчеты? – напомнила Кора, хитро улыбаясь.

– Да. И все здесь, – Джон горько усмехнулся и постучал указательным пальцем по своему виску. – Я отдал сезонное жалованье за то, чтобы мне показали дело Аконита, но переписывать что-либо мне запретили. Так что придется полагаться на мою память.

– Стоило записать, как только вышел из отдела, – вздохнула Кора.

– Бумага ненадежна. Но теперь мы кое-что запишем. Готова?

– Ага, давай начнем с личности. Что известно о его прошлом?

– Немного, как ты можешь догадаться. Ни в одном сиротском приюте он не числился. Но есть кое-что о его недавнем прошлом. Он продавал сильвер-даст.

– Наркотик? –