Там, где во главе частей хорошие командиры, дело идет сносно; где слабые, совсем слабо. Обстановка меняется каждый час, части действуют на широком фронте, все зависит от умения командиров частей. Сколько горьких курьезов, в особенности когда мы оставили берег и стали отходить по лесистой местности.

Первые дни мы отходили медленно – верст по 6–8 в день; дальше начались отходы на большие расстояния. Кажется, уже во время этих боев из случайной какой-то телеграммы мы узнали, что армия, состоящая из нескольких групп, почему-то переменила название на «Московскую группу армий»{43} и генерал Сахаров стал подписываться «Комгруппарм Московской». Было и смешно и грустно. Неужели успех, вылившийся в медленное продвижение армии на Тобол, успех, купленный очень дорогой ценой, так вскружил голову на верхах? Командующего армией, командующих группами Верховный Правитель наградил Георгием 3-й степени. А за две недели остановки на Тоболе мы не получили ничего для восстановления сил, для продолжения наступления и ожидали жестоких последствий. Неужели не было видно, что обстановка напоминала положение весной этого же года западнее Уфы, что от успеха до полного провала дела один шаг. Разница была в том, что весной был успех действительно большим и что при неудаче могла быть надежда на переэкзаменовку, а теперь неудача вела к катастрофе для всего движения. Помню отлично, что эти горькие чувства переживались не одним мной, о том же говорил назначенный командующим Уфимской группой генерал Бангерский, сменивший ушедшего из армии из-за несогласий с Сахаровым генерала Войцеховского; говорил умерший в Чите командир Оренбургской казачьей бригады полковник Овчинников и др.

Командуя дивизией, да еще в такое критическое время, естественно, живешь ее обстановкой, обстановкой ближайших соседей. То, что творится кругом в широком масштабе, доносится изредка, обо многом узнаешь после. Нам трудно было представлять обстановку в целом. Во время движения к Тоболу мы слышали об упорных боях на левом фланге армии, о движении в тыл красным Сибирской казачьей группы, о прибытии отряда карпато-руссов и о неудаче с ним. Мы слышали об успехах ижевцев, волжан, о ряде выдающихся подвигов целых частей. И если во время движения вперед мы радостно прислушивались ко всему этому, забывая свои тревоги, и иногда (не всегда) начинали верить в перелом на фронте, то, когда начался общий отход, поняли, что дело обстоит не так благополучно.

До громких ли названий, наград, когда на фронте оставались все те же волжане, уфимцы, камцы, оренбуржцы, ижевцы, уральцы, потерявшие многих из своих соратников, а главное, терявшие веру в пополнения, поддержку, подкрепления, начинавшие остро ненавидеть тыл и видеть в нем сосредоточение всего скверного, всего зла? Надо еще прибавить, что вопрос о наградах вообще в армии понимался неодинаково. Многие были вообще против наград в Гражданскую войну, особенно таким орденом, как Святого Георгия Победоносца.

Дивизия отходила севернее железной дороги – к реке Ишиму. Получили сведения, что по пути пополнимся, во всяком случае не далее реки Ишима. Наши пополнения, полученные в своем районе, конечно, отстали, чтобы остаться в своих домах, а затем попасть в Красную армию. При отходе два-три критических случая, когда в штабе армии считали дивизию отрезанною и окруженною. Случаи происходили потому, что мы старались добросовестно выполнять дневные задания штаба группы, а соседи часто подводили – отходили больше чем следует. Выбирались благополучно, и только на реке Ишиме несколько пострадал Михайловский полк.

Сначала мы отходили, переходя к обороне некоторых пунктов, а потом, когда получили сведения о посылке пополнений, оставили на фронте завесу из оренбургских казаков и отошли сразу – оторвались, чтобы спокойнее влить пополнения. Действительно, близ Ишима получили до 60 человек унтер-офицеров из Петропавловской школы и около 600 человек солдат из кадровых бригад. Люди хорошо одеты, но не для холода, который уже давал себя чувствовать. Выглядят хорошо; поставили в строй – наши солдаты радостно их приветствовали. Большею частью Кокчетавского уезда, не высказывают определенных симпатий. Увы, это было уже бесполезное пополнение; может быть, люди и стали бы драться с большевиками, попади они к нам на Тоболе, в хорошие осенние дни. А здесь, на Ишиме, они попали, во-первых, в отступательное движение, во-вторых, в начавшиеся морозы и принуждены были иногда зябнуть без теплой одежды. Они скоро растаяли, отставая от частей и даже переходя группами к красным. По ним наши старые стрелки поняли, что ожидать от Сибири больше нечего, что мы одни.

Встретили мы на реке Ишиме и инженерную команду для руководства возведением укреплений. Кто-то еще думал, что постройкой укреплений на берегу небольшой, уже замерзающей реки можно помочь делу. Мы предложили прежде всего построить нам землянки для полевых караулов, так как все населенные пункты были на западном берегу Ишима, а высидеть на берегу без теплых помещений охранению было невозможно. У нас не было теплой одежды даже для постовых.

Не успели устроиться на реке Ишиме, как 31 октября узнали о том, что красные заняли Петропавловск. Пришлось высылать конницу, чтобы обезопасить себя с юга, так как иначе мы могли быть отброшены на север. Потянулись дни ежедневных отходов вдоль железной дороги к Омску. Красные после успехов в Петропавловске начали нажимать все энергичнее и энергичнее, особенно когда выпал снег, подмерзла почва и можно было двигаться даже без дорог.

От Петропавловска до Омска 15–20 переходов; надо было ожидать, что через две недели мы будем под Омском. По опыту знаем, что, раз начался отход, не могут помочь приказы: «прочно занять и упорно оборонять», «задерживать во что бы то ни стало» и т. д. Решишь воспользоваться благоприятными местными условиями и дать отпор следующим по пятам красным, смотришь – сам попадаешь в «приятную» историю, из которой с трудом выкручиваешься, так как оказываешься в одиночестве. На пути к Омску у нас было не менее трех таких историй. И все потому, что соседи – с одной стороны сибирские казаки, а с другой – части Волжской группы – осаживали на чересчур большие расстояния.

В одном месте задерживаем красных, оставляем на месте боя арьергард, а остальное отводим подальше, чтобы приготовиться к обороне завтра; связываемся с соседями – они на месте. Через несколько часов к нам приезжает соседний штаб дивизии и подтверждает, что расположение их частей обеспечивает нас: сговариваемся на утро. Через час наша разведка доносит, что колонна красных подходит к деревне с той стороны, где расположены были наши соседи. Еле-еле успеваем предупредить свои части, оставленные далеко впереди,