Шрифт:
Закладка:
— Ну что же, вот и отель, надеюсь, прогулка была не слишком утомительной для тебя.
— Устал неимоверно, Москва слишком большая. Как вы здесь живете?
— Да уж, не просто нам приходится. Ладно, мне надо ехать, Сергея отпустили, придётся вызывать такси.
— Нет-нет, подожди, ты ещё не уезжаешь. Нам надо осмотреть Кремль с крыши отеля, там прекрасный вид.
— Н-е-е-т, — я покачала головой и улыбнулась. — Было здорово, но мне пора, я устала.
Его лицо мгновенно изменилось, стало твёрдым и непроницаемым.
— Ты пока не уезжаешь, пойдём, — сказал он и направился к двери.
Кровь отхлынула, сердце забилось, и я двинулась за ним туда, где случилось то, что случилось — мы пили шампанское, а потом занимались любовью…
13
Летим над Сицилией. Я вглядываюсь вниз, пытаясь отгадать, что меня там ждёт. Выжженая земля, расчерченная линиями дорог, курящаяся Этна, деревушки, чёрные поля, большие квадраты зелени, море, море, море. Жарит солнце. Ни облачка.
В аэропорту Катаньи суета и толкотня. Получаю багаж и выхожу в толпу. Так, где Фабио?
— Ли-и-за! Ли-и-за!
Улыбаюсь. Уже соскучилась по тому, как итальянцы произносят моё имя — сочно, проговаривая каждую букву, будто происходит что-то экстраординарное, будто я единственная Лиза на свете.
— Фабио, чао!
Он проталкивается ко мне, обнимает. Дважды прижимается щеками — чмок, чмок. Светится радостью.
— Лиза дальи окки блу! Привет, привет, моя красавица! Ну как ты? Голодная?
Берёт чемодан.
Он всегда элегантный и подтянутый — модные коричневые туфли, узкие светлые брюки, белая рубашка, ярко-голубой спортивный пиджак, на левой руке обручальное кольцо, на правой перстень с камнем. Ему за шестьдесят, сухощавый, улыбчивый, загорелый, густые волосы богато украшены сединой.
«Лиза дальи окки блу» значит голубоглазая Лиза. Эта песня Марио Тессуто из старого-престарого фильма когда-то была популярной. Когда папа впервые привёз меня сюда, он сказал: «Это Лиза». Фабио расцвёл: «Лиза дальи окки блу!» С тех пор так и повелось. Каждый раз, когда я приезжала Фабио называл меня голубоглазой Лизой.
Мы двигаемся к выходу. Он вдруг останавливается, отпускает чемодан, широко разводит руки:
— Твоих любимых канноли здесь больше нет, представляешь? Но ничего, Паола сама приготовила, они лучше, чем были здесь. Зачем они всё переделали? Не понимаю, — он одновременно поднимает руки и плечи. Итальянская экспрессия. За полгода я уже немного отвыкла.
Я кручу головой. Правда, почти все кафешки с аранчини, канноли, пиццей уступили место офисам проката авто. В них полно людей, очереди, суета.
— Не волнуйся, Фабио, я совсем не голодная и огромное спасибо Паоле, лучше, чем её канноли я ничего в жизни своей не ела.
— Да, да, сама ей скажешь.
Мы выходим на парковку. Он забрасывает чемодан в багажник не очень молодого белого джипа. Едем. Фабио лихо подрезает, обгоняет, перестраивается и виртуозно врезается в потоки машин, демонстрируя старую сицилийскую школу. Минут пятнадцать несёмся по автостраде через Катанью, потом съезжаем на узкую дорогу и мчимся по деревням в сторону Этны.
— Ну что, Лиза, значит будешь работать?
— Да, Фабио, буду помогать, если ты не против.
— Отлично, отлично. Знаешь, мы здесь как на вулкане живём.
Я смеюсь. Знаю, конечно. Самый большой действующий вулкан в Европе. И хотя от нас до жерла довольно далеко, наше хозяйство находится, разумеется, на вулкане. В этом и ценность — делать здесь вино для любого винодела безумно интересно.
— Когда думаешь приступить?
— Прямо сейчас.
— Превосходно. Сегодня поешь, отдохни, приди в себя после дороги, а завтра утром поедем с тобой в Рагузу добывать Неро д’Авола.
— Неро д’Авола? А Капуччо не сможем найти?
— Посмотрим, но этот виноград будет подороже, ты же понимаешь, да и сейчас у людей уже мало что осталось.
Дорога меняется. Едем всё время вверх, деревушек становится меньше. Земля черно-серая, вулканическая. Кругом виноградники, много большущих кактусов, на которых растут розовые и оранжевые шишки. Осенью их собирают — мякоть внутри съедобная, пресно-сладкая, с большим количеством твёрдых мелких косточек. Вдали время от времени открывается вид на низину, на горы. Когда проезжаем мимо указателя «Тенута Терре Леони» сердце начинает быстро стучать.
— Почти приехали, — говорит Фабио, — Видишь указатель? Это хозяйство Марко Леоне. Осталось десять минут.
Я вспыхиваю:
— Он от нас так близко? Мне казалось его хозяйство подальше.
— До него от дороги минут пятнадцать. То есть не больше получаса от нас.
С обеих сторон мелькают виноградники. Это не наши, наши в глубине, не у дороги. Фабио притормаживает, поворачивает направо, съезжаем на грунтовую дорожку, всю в колдобинах.
— К русскому хозяйству ведёт русская дорога.
— Почему? — он не понимает, смотрит удивлённо.
— Потому что яма на яме.
— Да-да, у нас здесь так, — смеётся, но смысл шутки, думаю, не улавливает.
Вот и наш виноградник. Он тянется отсюда вдаль по холму. Подъезжаем к большим железным воротам, перегораживающим дорогу. Забавно, я такое только на Сицилии встречала, ворота есть, но никакой ограды нет. То есть если ворота закрыты их можно обойти и двигаться дальше. Здесь это повсеместно. Сейчас они открыты, и мы проезжаем через них. По узкой и уже не такой ухабистой дорожке попадаем к двухэтажному производственному зданию. Здесь мы делаем вино. Тут же находится офис и дегустационный зал. Есть ещё погреб. Ленивые собаки без интереса смотрят на нас, но не двигаются с места. Жарко. Едем мимо крепости из пластмассовых ящиков для винограда и медленно подкатываем к вилле, стоящей в тени больших оливковых деревьев. Тут мне и предстоит поселиться. Оштукатуренные стены светло-голубого, почти белого цвета, деревянные ставни, черепичная крыша. Мне здесь всегда нравилось, я представляла, что это домик феи. Перед входом маленькая зелёная лужайка, на террасе цветы в огромных керамических мавританских головах, чуть поодаль гранатовая рощица и лимонная роща побольше, стайка кактусов. За ними сумасшедший вид на далёкие горы, на зелёное ущелье, по дну которого разбросаны деревни, виноградники, зелёные заросли. Я чувствую лёгкий трепет, как от