Шрифт:
Закладка:
Наблюдать за Даном сейчас было чистым удовольствием. Он больше не казался неумелым, как тогда, в первую встречу. Не выглядел он и звездой, которая может повелевать толпами одним ударом по струнам. Теперь он был сосредоточенным над своим делом профессионалом, который из подручных материалов, из случайных слов и звуков плетёт новую реальность. Он брал ноту, что-то напевал и тут же замирал, прислушивался, как оно отдаётся в пространстве комнаты. Нащупав нужное, он нанизывал звуки и фразы на нитку заклинания и повторял его раз за разом, пока оно тонким белыми нитями не оплело стены и окно.
Но вот мелодия смолкла. Дан откашлялся, расправил шарф на горле, снова ударил по струнам, понял, что гитара звучит как-то странно, и принялся её настраивать. Ри показалось, что вот сейчас настало время собрать волю в кулак и закончить с «Заблудившимся трамваем», и всё никак не могла отвести взгляд от своего гостя. Сейчас он выглядел не молодым и не старым, а каким-то… идеальным? Ри не могла подобрать слова. Дан был похож на самого себя, но только в самой лучшей форме, он был почти таким же, как вчера на сцене, только беспечнее и свободнее. Ри почти согласилась внутренне, что не напишет больше ни строчки, как вдруг её лодыжки пронзило ледяным копьём. Она выругалась, пнула Котлера под призрачный зад и снова взялась за работу.
* * *
Дан кончил играть и теперь ходил по комнате, проверяя, прочно ли стоит заклинание. Ри наблюдала за ним в полглаза, стараясь не отвлекаться от переписывания, но мысль, что дома пора бы прибраться, нет-нет, да и проскальзывала по краю сознания.
Дан остановился, поглядел на часы, нахмурился.
— Что-то не так? — спросила Ри, потирая глаза. — Они иногда своевольничают, дурят.
— Да нет, всё так. Просто… Уже без пяти одиннадцать. Тебе ещё много?
— Середина третьего листа. Если поднажму, скоро будет готово. — Она перевела взгляд на друзу, полюбовалась на острые грани прозрачных кристаллов.
— Тогда давай я кофе в дорогу сделаю, — сказал Дан, с сомнением обнюхивая термос, в котором полдня простояли остатки травяного чая. — Где можно помыть?
— По коридору и налево.
Дверь комнаты закрылась за Даном, Ри, склонившись над бумагами, скомандовала часам предупредить, когда будет полдвенадцатого.
— И чтобы без глупостей! А то даже на запчасти разбирать не буду, так выкину.
Горный хрусталь сработал, и оставшиеся четверостишия, знакомые до последней запятой, она дописала, не отвлекаясь. На этот раз ей не помешал ни запах кофе, ни Дан, поющий над туркой что-то из Пинкфлойдов.
* * *
На Квадрате было тихо и пусто, хотя на Трёхе Ри успела заметить несколько шумных компаний, да и на Радищева опять кто-то буянил и гремел бутылками.
— Кажется, не опоздали, — хрипло сказал Дан. От быстрого бега пёстрый шарф размотался, и его действие стало ослабевать.
Ри бросила взгляд на часы, безуспешно пытаясь найти в кармане кардигана носовой платок. С часами происходило что-то странное. За ночь они явно раздались в ширину и… научились ходить?
Она вздрогнула, когда от массивного куба отделилось что-то чёрное и бесформенное. Ри ущипнула себя за руку, но чёрное и бесформенное не только никуда не исчезло, оно ещё и заговорило человеческим голосом:
— Да где вас черти носили? Я замучилась ждать! Без пяти двенадцать!
— Нюсик, это ты? — робко спросила Ри.
— Я, я, кто ж ещё! — Чёрное и бесформенное махнуло на Дана.
— Пришлось ей всё рассказать. С живого она бы с меня всё равно не слезла.
— Нельзя вас, идиотов, одних никуда отпускать. Вы ж опять переломаетесь без меня…
Ри наконец нашла платок и громко высморкалась.
— Ну вот, что и требовалось доказать!
— Время, — тихо сказал Дан, щёлкнул пальцами и зажёг невысокий жёлто-красный огонёк.
Прервав свою тираду на полуслове, Нюсик подобралась, замолчала. Ри достала сложенные вчетверо листки с переписанным стихотворением, откашлялась и приготовилась читать.
* * *
— А он не навернётся? — спросила Нюсик, глядя как Дан, сидя в дверях и свесив ноги на подножку, подтягивает струны гитары.
— Не должен, — ответила Ри не очень уверенно. Вчерашний эпизод с бумажкой слишком сильно впечатался в память.
— И что должно получиться? Что мы увидим?
Ри пожала плечами.
— Не знаю. Вчера показали кусочек неба. Но и он был без гитары. И без голоса.
Дан взял несколько неторопливых аккордов, прислушался, замер, и начал играть снова. Трамвай затрясло, будто он ехал не по невидимым рельсам, а по гравию. Задребезжали стёкла, свет в салоне начал моргать и вдруг погас. Туман за окнами бурлил и клубился, завивался в спирали, как на картинах Ван Гога.
— А ноги ему не того? — спросила Нюсик.
— Не должно.
— Учти, ноги я отращивать не умею, я не доктор Айболит.
Свет в салоне так и не включился, но от гитары в руках Дана, как вчера на концерте, разливалось яркое белое сияние. Туман тянул к нему длинные жгуты щупалец, но натыкался на непреодолимую преграду.
Дан запел и превратился в сияющий язычок белого пламени. Смотреть на него было больно, Ри зажмурилась и уткнулась Нюсик в плечо.
Туман сгустился ещё сильнее, и трамвай сбавлял и сбавлял ход. Последние минуты казалось, что он стоит на месте.
— Чтоб я ещё раз с вами куда-нибудь полезла! — выругалась Нюсик.
Ри хотела было ответить, что никуда никого не звала, но в последний момент сдержалась. Всё-таки застрять посреди нигде вместе с проверенной подругой было не так страшно.
Дан добрался до последнего куплета, и пелена за окнами начала понемногу рассеиваться. Вверху, как и вчера, показалось голубое небо. Трамвай радостно зазвенел и начал ускоряться.
* * *
Ри уже несколько минут смотрела в окно, как заворожённая, пусть картину, которую она там наблюдала, нельзя было назвать ни живописной, ни обнадёживающей. Трамвай летел над широкой, метров в пятьсот, полоской серой выжженной земли, ровной, без единого бугорка или впадины. С обеих сторон её ограничивали стены белого тумана, упирающегося прямо в небо.
Дан всё ещё сидел в дверях и пел свою песню-заклинание,
