Бежит, шумит задумчиво волна

И берега чудесные целует;

В ней небеса прекрасные блестят;

Лимон горит и веет аромат.

    И всю страну объемлет вдохновенье;

На всем печать протекшего лежит;

И путник зреть великое творенье,

Сам пламенный, из снежных стран спешит;

Душа кипит, и весь он — умиленье,

В очах слеза невольная дрожит;

Он, погружен в мечтательную думу,

Внимает дел давно минувших шуму.

Вот и Щусев, подобно путнику спешил своими глазами посмотреть на многие «великие творения» родины Данте и Петрарки. Впрочем, разве лишь имена выдающихся поэтов прославили Италию? Эта страна дала миру множество достойных деятелей культуры и искусства — художников, скульпторов, архитекторов.

Немало итальянцев прижилось в России — да тот же Аристотель Фиораванти, создавший символ древней Москвы — Успенский собор в Кремле (в 1918 году Алексей Викторович в качестве «архитектора-сотрудника» получит удостоверение от Наркомпроса для участия в комиссии по реставрации этого собора). А уж про сонм итальянских зодчих, отстроивших Петербург, и говорить не приходится. Все их имена (как и творения) Щусев отлично знал — Антонио Ринальди, Джакомо Кваренги, Франческо Кампорези, Бартоломео Растрелли, Карл Росси, Доменико Трезини и многие другие…

Так куда же еще, если не в Италию должен был ехать выпускник Академии художеств? А чтобы гость из «снежной страны» был сосредоточен только на творческих проблемах и был «погружен в мечтательную думу» императорская Россия оплачивала его пребывание за свой счет. В уставе так и говорилось: «Сумма потребная на отправление и содержание пенсионеров, ассигнуется ежегодно из Государственного казначейства, на каждого по 300 червонцев в год и единовременно по 200 червонцев на путевые издержки в каждый конец».

Деньги, надо сказать, были немалые. Ведь тогда курс червонца был не тот, что сейчас, и потому некоторые пенсионеры академии проживали в Италии годами: «Ученики исторической живописи, скульптуры и архитектуры оставляются за границей, пенсионерами Академии, от трех до шести лет, смотря по их успехам… Пенсионер обязан после первых шести месяцев доставить в Академию журнал о своих наблюдениях и приготовлениях к работам; за сим каждый год отдавать отчет Академии о производимых работах и кроме того присылать ежегодно же какое-либо произведение свое в том именно роде, по которому получил золотую медаль: рисунки и эскизы, ежели он занимается работою, которая не может быть окончена в один год, или самые исполненные им предметы, оконченные в течение года»[46].

Но не только отчетов ждали на родине от пенсионеров, им была вменена следующая обязанность: «Независимо от исполнения художественных работ, находящийся за границей пенсионер, избирая удобнейшее по своим занятиям время, посещает известные галереи Европы и сообщает Академии о результатах своих посещений, описывая, какие произведения искусства выбрал он предметом своего изучения, какое влияние имело это на развитие его, и вообще стараясь сознавать в самом себе и представлять доказательный отчет о своих художественных впечатлениях»[47], — гласил устав.

Даже впечатления волновали академию — вот насколько серьезным было отношение к зарубежной стажировке своих выпускников. А еще каждого пенсионера снабжали специальной инструкцией, определявшей цель его художественного путешествия и необходимые к исполнению требования.

Присылаемые пенсионерами из-за границы этюды, эскизы, рисунки и картины оценивались с точки зрения их художественности, а лучшие из них показывались на годичных выставках академии, становившихся, как правило, событиями большого культурного масштаба.

А вот «халтурить» за границей было опасно и чревато досрочным прекращением командировки: «Пенсионер, не приславший в течение года никакой работы (конченной или приготовленной) по тому роду, по коему получил золотую медаль, или, прислав работу, доказывающую, что он не занимается с надлежащим прилежанием, перестает считаться пенсионером Академии и ему прекращается казенное содержание».

Так что Щусев ехал в Европу не загорать на средиземноморских курортах, а работать, причем с полной самоотдачей. Профессора академии ждали от него новых творческих достижений, так же как когда-то надеялись на Алексея преподаватели второй кишиневской гимназии, говоря друг другу: «Далеко пойдет!».

На исходе лета 1898 года Щусевы по железной дороге отправились в Италию через императорскую Вену и Триест, жемчужину Австрийской Ривьеры. Здесь им предстояло пересесть на пароход, плывший в Венецию.

Ах, Венеция! Родина величайших итальянских живописцев — Беллини, Тинторетто, Тьеполо, Каналетто, давшая название целой художественной школе.

Здесь невозможно было для человека творческого просто жить. Здесь хотелось писать, создавать, созидать. Русским этот город на воде был особенно близок. Петр Чайковский привез отсюда знаменитую «Итальянскую песенку» («В Италии я испытал приятные музыкальные впечатления», — признавался композитор), Федор Достоевский «был в полном восторге от архитектуры церкви Св. Марка и целыми часами рассматривал украшающие стены мозаики, приходил в восхищение от его удивительной архитектуры; восхищался и поразительной красоты потолками Дворца дожей, нарисованными лучшими художниками XV столетия»[48].

А Петру Вяземскому, похоже, удалось найти первопричину такого тяготения наших соотечественников к этому удивительному городу:

И город мраморный вдоль сжатых берегов,

И Невский сей проспект, иначе Канал-гранде,

С дворцами, перлами на голубой гирлянде,

Которая легко, с небрежностью струясь,

Вкруг стана стройного царицы обвилась.

Щусев, восемь лет измерявший своими шагами Невский проспект в Петербурге, не мог не заболеть Венецией. Сказка — так можно одним словом охарактеризовать впечатления, которые он пережил, «впервые очутившись в Венеции».

В статье «По городам Италии», опубликованной в сборнике «Архитектурные записки» в 1937 году читаем: «Мастера, работавшие в Венеции, видимо, страстно любили этот город и, создавая свои произведения, невольно связывали их с природой и красками. Декоративная пышность фасада Св. Марка, выходящего на площадь того же имени, обрамляется квадратом прямолинейных зданий библиотеки и прокураций, выстроенных по проекту Сансовино и Скамоцци. Эти здания как бы рамкой фантастического фасада собора и колокольни и взаимно дополняют картину площади гармоничностью своих контрастов»[49]. Страстная любовь к городу, по мнению Щусева, являет в своем естестве одно из непременных условий успешной работы зодчего, создающего для этого города новые здания и сооружения. И пусть в Академии художеств этому не учили, но качество сие было у Щусева в крови. Он любил города, для которых проектировал свои дома.

Что же касается Часовой башни святого Марка, восхитившей тогда Щусева, то в будущем она послужит ему прообразом для часовой башни Казанского вокзала. Зодчий даже придумает для часов очень похожий циферблат — со знаками зодиака. И так же как и венецианская башня, его московская башня будет венчаться колоколом.

В Италии Щусев беспрестанно рисовал, его акварельные этюды прекрасно иллюстрируют географию поездки. Вот акварельный этюд собора Святого Марка в Венеции, а вот дворик в доме Мелеагра в Помпеях. Между этими двумя рисунками — временной отрезок в несколько месяцев, за которые Щусевы объехали