длинной черной стрелой, вылетевшей из вереска. Казалось, из ниоткуда выскочил коренастый гном, схватил уздечку, успокоил фыркающую лошадь и повел ее вниз по склону. При падении римлянина низкорослые скрюченные люди поднялись из травы, как внезапный полет птиц, и Кормак увидел блеск ножа. Затем с нереальной внезапностью все стихло. Убийцы и убитый были невидимы, и только все еще колышущийся вереск отмечал мрачное деяние.

Гаэль оглянулся на долину. Трое, которые переправились через восточный хребет, не вернулись, и Кормак знал, что они никогда не вернутся. Очевидно, другие разведчики донесли, что лишь небольшая группа воинов готова оспорить проход легионеров. Теперь голова колонны была почти под ним, и он трепетал при виде этих обреченных людей, раскачивающихся с их превосходным высокомерием. И вид их великолепных доспехов, ястребиных лиц и безупречной дисциплины внушил ему благоговейный трепет, насколько это возможно для гаэля.

Тысяча двести человек в тяжелых доспехах, которые маршировали как один, так что земля дрожала от их шагов! Большинство из них были среднего роста, с мощной грудью и плечами и бронзовыми лицами – закаленные ветераны сотен кампаний. Кормак отметил их дротики, короткие острые мечи и тяжелые щиты; их сверкающие доспехи и шлемы с гребнями, орлов на штандартах. Это были люди, под чьей поступью сотрясался мир и рушились империи! Не все были латинянами; среди них были романизированные бритты, и одно столетие или сотня состояли из огромных желтоволосых мужчин - галлов и германцев, которые сражались за Рим так же яростно, как и коренные жители, и еще яростнее ненавидели своих более диких сородичей.

С каждой стороны было по отряду кавалерии, всадников, а по флангам колонну прикрывали лучники и пращники. Несколько неуклюжих повозок везли армейские припасы. Кормак увидел командующего, ехавшего вместо него – высокого мужчину с худощавым, властным лицом, заметным даже на таком расстоянии. Маркус Сулиус – гаэлы знали его понаслышке.

Низкий горловой рев раздался от легионеров, когда они приблизились к своим врагам. Очевидно, они намеревались прорубить себе путь и продолжать без паузы, поскольку колонна неумолимо двигалась вперед. Кого боги уничтожают, того они сначала сводят с ума – Кормак никогда не слышал этой фразы, но до него дошло, что великий Сулиус был глупцом. Римское высокомерие! Маркус привык пороть пресмыкающиеся народы загнивающего Востока; он мало что знал о железе в этих западных расах.

Группа кавалерии отделилась и помчалась в устье ущелья, но это был всего лишь жест. С громкими насмешливыми криками они отвели копья на расстояние трех шагов и метнули свои дротики, которые безвредно застучали по перекрывающимся щитам молчаливых северян. Но их предводитель осмелился на слишком многое; развернувшись, он наклонился с седла и ударил Кулла в лицо. Огромный щит отразил копье, и Кулл нанес ответный удар, как наносит удар змея; тяжелая булава раздавила шлем и голову, как яичную скорлупу, и сам конь упал на колени от шока от этого ужасного удара. Со стороны северян донесся короткий свирепый рев, и пикты рядом с ними ликующе взвыли и выпустили свои стрелы по отступающим всадникам. Первая кровь для народа вереска! Приближающиеся римляне мстительно закричали и ускорили шаг, когда мимо промчалась испуганная лошадь, жуткая пародия на человека, нога застряла в стремени, волочась под стучащими копытами.

Теперь первая линия легионеров, сжатая из-за узости ущелья, врезалась в сплошную стену щитов – врезалась и откатилась сама на себя. Стена щитов не пошатнулась ни на дюйм. Это был первый раз, когда римские легионы встретились с этим нерушимым строем – старейшим из всех арийских боевых порядков – прародителем спартанского полка – фиванской фаланги - македонского строя – английского каре.

Щит ударился о щит, и короткий римский меч попытался пробить брешь в этой железной стене. Копья викингов, ощетинившиеся плотными рядами наверху, вонзились и покраснели; тяжелые топоры рубили, рассекая железо, плоть и кости. Кормак увидел Кулла, возвышавшегося над коренастыми римлянами в авангарде схватки, нанося удары, подобные молниям. Дородный центурион бросился вперед с высоко поднятым щитом, нанося удары вверх. Железная булава обрушилась со страшной силой, сотрясая меч, раскалывая щит на части, разбивая шлем, проламывая череп между лопатками – одним ударом.

Линия фронта римлян изогнулась, как стальной прут вокруг клина, поскольку легионеры пытались пробиться через ущелье с каждой стороны и окружить своих противников. Но проход был слишком узким; прижавшись вплотную к отвесным стенам, пикты метали свои черные стрелы под градом смерти. С такого расстояния тяжелые стрелы пробивали щиты и доспехи, пронзая людей в доспехах. Передняя линия сражения откатилась, красная и разбитая, и северяне топтали ногами своих немногих убитых, чтобы закрыть бреши, образовавшиеся после их падения. Растянувшись во всю ширину их фронта, лежала тонкая линия разбитых фигур – красные брызги прилива, который напрасно обрушился на них.

Кормак вскочил на ноги, размахивая руками. Домнаил и его люди по сигналу покинули укрытие и галопом помчались вверх по склону, вдоль гребня. Кормак вскочил на приведенного им коня и нетерпеливо оглядел узкую долину. На восточном гребне не появилось никаких признаков жизни. Где был Бран – и бритты?

Внизу, в долине, легионы, разгневанные неожиданным сопротивлением ничтожных сил перед ними, но не вызывающие подозрений, формировались в более компактное построение. Остановившиеся фургоны снова с грохотом двинулись дальше, и вся колонна снова пришла в движение, как будто намеревалась прорваться под действием собственного веса. С галльской центурией в авангарде легионеры снова перешли в атаку. На этот раз, имея за спиной все силы в тысячу двести человек, атака сломит сопротивление воинов Кулла, как тяжелый таран; растопчет их, сметет с лица земли их красные руины. Люди Кормака дрожали от нетерпения. Внезапно Марк Сулиус повернулся и посмотрел на запад, где линия всадников четко вырисовывалась на фоне неба. Даже на таком расстоянии Кормак увидел, как побледнело его лицо. Римлянин наконец осознал, из какого металла люди, с которыми он столкнулся, и что он попал в ловушку. Несомненно, в тот момент в его мозгу промелькнула хаотичная картина – поражение – позор – красные руины!

Отступать было слишком поздно – слишком поздно выстраиваться в защитное каре с повозками для баррикады. Был только один возможный выход, и Маркус, хитрый полководец, несмотря на свою недавнюю ошибку, воспользовался им. Кормак слышал, как его голос прорезался сквозь шум, словно громовой раскат, и хотя он не понимал слов, он знал, что римлянин кричал своим людям, чтобы они сокрушили эту группу северян подобно взрыву – прорубили себе путь