– Я могу идти?

– Конечно, конечно!

Инна вышла. Альберт Францевич постукивал ручкой по столу, что означало у него серьезные размышления.

Несомненно, с Инной что-то творится.

И это именно сейчас, когда вокруг адвокатской конторы и особенно вокруг завещания покойного Леонида Басманова возникла какая-то непонятная суета.

Никто, кроме Басманова и самого Стейница, не знал о содержимом того конверта, никто не знал о второй части завещания. Таков закон, таковы общие правила ведения дел, а Басманов особенно настаивал на соблюдении секретности, беспокоясь о безопасности дочери – а то, что сейчас происходит, говорит о том, что случилась утечка.

Кто-то еще узнал о содержимом того конверта.

Но это невозможно!

Леонид Петрович не мог проговориться, он больше всех был заинтересован в секретности.

Сам Стейниц тоже никому ничего не говорил. Он очень заботился о том, чтобы в его офисе не было никаких утечек, раз в месяц приглашал специалиста, который проверял, нет ли в помещении жучков, у него была специальная аппаратура, а некоторые особенно важные документы Инна печатала не на компьютере, а на специально купленной печатной машинке, чтобы избежать любой возможности электронного взлома.

Тот специалист по электронной разведке, который регулярно проверял его офис, сказал Стейницу, что это уже паранойя, что компьютер Стейница очень надежно защищен – но адвокат ответил на это, что лучше перестраховаться, когда дело идет о миллионных сделках и значительных завещаниях.

Но во всей этой надежной системе, как всегда, было слабое место: человеческий фактор.

Как он ни соблюдал предосторожности, ему волей-неволей приходилось посвящать в свои дела помощницу. И теперь, глядя на ее новый изменившийся облик, он ясно видел, что у Инны появился мужчина. Да не просто мужчина, а любимый мужчина. Уж не настолько он, Стейниц, стар, чтобы не знать, что происходит с женщиной без малого сорока лет, когда она начинает вести себя как юная девушка. Все эти порывистые движения и блеск глаз, забывчивость и яркие цвета в одежде означают только одно: дама влюбилась. Причем страстно, без оглядки.

И вот теперь встает серьезный вопрос: кто такой этот мужчина и с какой целью он влюбил в себя такую, в общем, ничем не примечательную женщину, как его помощница Инна Романовна?

Ведь в данном случае о тихом семейном счастье не может быть и речи, уж настолько Альберт Францевич знает человеческую природу. Инна беспокойная и нервная, стало быть, счастье ей только обещано и надо для этого еще потрудиться.

Альберт Францевич тяжело вздохнул. Все это было бы не столь существенно, если бы не было взлома его офиса. И дочка его старого клиента и друга не вернулась бы из спокойной безопасной Швейцарии. И если бы Леонид Басманов не умер так внезапно.

Альберт Францевич положил руки на стол, сжав их в кулаки. Нет, об этом он думать не станет. Этак черт-те до чего можно дойти.

Но у него обязательства перед клиентом, так что он должен разобраться с этой историей. А для этого… для этого он должен выяснить, что же такое происходит с Инной, что за мужчина возле нее.

Стейниц взялся за трубку телефона, но передумал. Не станет он звонить нужному человеку из собственной конторы. Лучше это сделать в другом месте.

Когда он вышел в приемную, Инна разговаривала по телефону.

– Нет, – говорила она, – нет, я не могу. Это… ну хорошо, я попробую… может быть, удастся…

Заметив адвоката, она отключилась, но не смогла совладать со своим лицом. И Стейниц увидел на нем самую настоящую ненависть.

Галя сидела на кровати, бездумно глядя в окно. В дверь заглянула горничная с пылесосом:

– Галина Леонидовна, можно у вас убрать?

– Сейчас уйду! – буркнула Галина.

Хотелось наорать на противную бабу, хотя, в общем, ничего такого она не сделала. Просто суется вечно не вовремя, прежняя горничная такого себе никогда не позволяла. Ну, раньше у матери во всем был порядок.

Кстати, где мама? Отчего ее часто не бывает дома? Какие у нее дела? Вот у нее, Гали, дел никаких нет. Совершенно нечем заняться. В Швейцарии было легче – учеба, развлечения, Митька… Ну, это все позади. Вот она приехала, вернулась домой, а оказалось, что никто ее здесь не ждет. Матери она явно мешает – конечно, так бы Сергей Михайлович ночевал тут преспокойно, кто ему что скажет? А теперь им перед Галиной неудобно, вот мама и сердится.

Можно, конечно, восстановить старые связи, вспомнить приятелей, закатиться куда-нибудь вечером, чтобы не сидеть в этом доме, мрачном и унылом, как склеп. И не думать о вчерашней сгоревшей машине и о том, что сказал ей адвокат.

Снова послышался деликатный стук в дверь. Ну до чего же настырная тетка! Надо сказать матери, чтобы ее уволили.

Галина накинула куртку и вышла в сад. Листья в аллее были уже собраны в аккуратные кучки, старик занимался цветником. Прикатил тачку с лопатами и граблями, придирчиво оглядел цветник, потом уселся на лавочку и достал сигареты. Галина подошла ближе.

Услышав ее шаги, старик не вскочил со скамейки, не согнулся угодливо, не бросил сигарету. Чтобы не стоять молча, Галина спросила, что он собирается делать.

– Розы прикрыть нужно, эти обрезать, остальное вскопать под зиму, – ответил старик спокойно.

– А вот тут всегда тюльпаны росли, – вспомнила она, – много-много, разве вам не сказали?

Он помотал головой, и Галина поняла, что мама вообще с ним не говорила. Некогда ей было. А раньше как она любила заниматься садом…

– Видел я вроде в сарае ящик с луковицами… – сказал старик, загасив сигарету.

Ящик был с отделениями, на каждом была приклеена цветная бумажка, на которой написан сорт тюльпанов и цвет. Аккуратный мужчина был садовник Иван.

Галина увидела висящий на крючке поводок, оставшийся от Бурана, и разозлилась. Как можно усыпить абсолютно здоровую собаку! Вранье, что он взбесился, просто лаял на Сергея Михайловича. И не зря он на него лаял, собаки многое чувствуют лучше людей. Да если на то пошло, ей самой хочется на него наброситься. Противный какой-то. И дело вовсе не в том, что Галина ревнует к нему маму, ей же не пять лет.

Старика звали Василием Петровичем.

– Вы давно в деревне живете? – спросила Галя, когда ящик с тюльпанами был принесен к клумбе.

Он посчитал что-то в уме, подумал:

– Двадцать пять лет как раз через месяц будет, как сюда переехал.

– Ох, я тогда и не родилась еще! – рассмеялась Галина.

– Выходит, так. – Он скупо улыбнулся.

– А раньше, наверное, в городе жили… – полувопросительно сказала девушка.

– А