стараюсь следовать примеру Иосифа Давыдовича, понимая, в чьем присутствии и как человек имеет право себя вести. И вы, друзья, будьте любезны следовать этим неписаным, но таким важным правилам.

Кира Прошутинская

продюсер, телеведущая, автор более 130 телевизионных программ

Помню.

15 сентября. Идем по Питеру. Звонит телефон: «Кира, это Кобзон. С днем рождения!».

15 сентября. Командировка в деревню. Звонит телефон: «С днем рождения, Кира Александровна!».

15 сентября. Еду в машине. Звонит телефон водителя. У него испуганно-удивленное лицо: «Кира Александровна, это Иосиф Давыдович». Передает телефон. Знакомый голос, который не спутаешь ни с чьим: «Доброе утро, не могу дозвониться по Вашему номеру, пришлось разыскивать. С днем рождения!».

Так было каждый год. Много лет. После того, как я сняла передачу с ним и о нем «Мужчина и женщина». У него был, видимо, трудный период тогда, и передача пришлась ко времени. А Иосиф Давыдович, человек не по-современному благодарный и благородный, всегда ценил и помнил даже такую малость — программу, которую я готовила с огромным уважением к нему.

Мы не были друзьями. Даже близко знакомы друг с другом не были. Но что-то соединило нас на эти 25 лет, которые стали для него последними.

…Я всегда эгоистично, по-детски, думала: если что-то неприятное случится в моей жизни, Иосиф Давыдович обязательно поможет! Так думала не только я — десятки людей, отчаявшись найти справедливость по справедливости, обращались к нему. И он помогал. И никогда не напоминал потом об этом. Его помощь людям — некое послушание, сродни религиозному, миссия, которую он взял на себя. Думаю, что давалось ему это непросто, потому что он помогал не формально, а выкладывался, душу отдавал. А души было много. И своя, и Неллина, которая принадлежала Кобзону.

…Это случилось несколько лет назад. У меня была труднейшая ситуация. Я позвонила Нелли, она рассказала о ней мужу. И вот я в его офисе в гостинице «Пекин». Внешне спокойные, неговорливые, в этом похожие на Кобзона, настоящие его помощницы и соратницы в приемной: «День добрый, не волнуйтесь, все будет хорошо». Жду. Из кабинета доносится его голос, что-то репетирует вроде бы. Оказалось, вечером чей-то юбилей, и он готовится. Вхожу в кабинет. Уютно, как дома. И даже странно, что ему, такому мужественному, не очень улыбчивому, так идет эта атмосфера… Почему-то кажется, что все сделано стараниями и любовью жены. Тогда он помог мне всем, чем мог. Расстраивался, что я обратилась поздно. Но если бы не он…

…А это совсем давнее воспоминание. У меня день рождения. После записи программы мы в уютном ресторанчике для сотрудников нашей компании ATV. Звонит Иосиф Давыдович. Я: «Приезжайте!». Он: «Приедем!». И вот они с Нелли — за нашим общим столом. И Саша Градский предлагает спеть дуэтом. По-моему, тогда они впервые попробовали а капелла спеть какую-то украинскую песню. Как же истово и удивительно красиво звучали их голоса — баритон и тенор. Оба — единственные и неповторимые. И радость — их и наша — от их радости и взаимного уважения к дару друг друга.

Я буду всегда помнить этот день. Может быть, лучший…

…Какой-то концерт на Севере, который снимала наша компания. Мороз — страшный. Тысячи людей на площади, которые пришли слушать Кобзона. От их дыхания — легкий туман в небе. Ему бы пощадить себя, здоровье, свой голос, а он поет. Без шапки, бесстрашно и азартно, властвуя над стихией.

…Застолья и юбилеи у Рождественских. Он — тамада. Не назначенный — призванный. С таким чувством юмора, с таким количеством анекдотов, которые помнит и рассказывает мастерски, умно, не актерствуя излишне, почти не улыбаясь… А мы все — хохочем до колик. Я, по-моему, никогда не видела его смеющимся — только улыбка едва заметная. Почему? Может быть, потому, что грусти и забот в жизни было больше, чем радости…

…На многих концертах Кобзона я была. С каждым годом все больше нежности и мудрости становилось в его феноменальном голосе. Всегда в зале Нелли — без нее, Главного Зрителя, он не мог. Удивительно, но он видел всех сидящих в зале! Я чувствовала это и понимала, что он поет для каждого из нас. В нем не было «звездности», не было нарочитой важности VIP-персоны, но чувствовался такой масштаб личности, который ощущали

и признавали все. Он был облечен не столько властью, сколько доверием людей. Он властвовал над нами. Но и брал ответственность за нас. Если бы во власти было больше таких людей, как хорошо бы мы жили! Слова «должны» и «нужно», которые так любят теперь повторять власть имущие, стали для меня синонимами бездеятельности и безответственности: если «должны», то уж делайте больше реально полезного для людей.

По-моему, в лексиконе Кобзона этих слов не было. Потому что он просто решал даже неразрешимые проблемы. Откуда брал силы? Не знаю. Думаю, на благие дела они ему давались свыше. И национальность у него была особая — Кобзон.

…День прощания с ним в Концертном зале П. И. Чайковского буду помнить всегда. Это было мое личное горе. Буду помнить лицо Нелли, созданное для улыбки. Как достойно она себя вела! Ни аффектации, ни нарочитой скорби. Я подошла к ней, она взяла меня за руку, чуть улыбнулась: «Будем дружить дальше, Кира!».

Почему-то запомнила, как нежно и трагически Левон Оганезов играл знакомые мелодии, которые звучали как реквием.

На сцену вышел Андрей, сын Кобзона. Сказал коротко и эмоционально, а закончил так: «Отец любил многих. Но больше всего он любил зрителей и сцену». Зазвучала моя любимая песня Ф. Синатры «Мой путь». У меня всегда было ощущение, что она написана для Кобзона! Зал встал, аплодируя ему в последний раз.

Наверное, как и все мы, он был грешным человеком. Но ушел