Шрифт:
Закладка:
Я тоже причисляю себя к аналитикам, однако на зарплату от власть имущих не претендую, поскольку не вполне согласен с их политикой. Это нельзя назвать внутренней эмиграцией — многое из того, что делает власть, я одобряю. Прежде всего, имеется в виду внешняя политика, а вот в экономике слабо разбираюсь, поэтому приходится верить тому, что говорят специалисты. Однако то, что происходит в культуре, особенно на телевидении и в книгоиздании — это я категорически не приемлю. Есть претензии и к медицине, и к судебной системе, и к социальной сфере — писал об этом в предыдущих главах. Всё это меня, что называется, «достало», поэтому в последнее время увлёкся написанием сатирических романов — понятно, что эти «жалкие потуги» ничего толком не изменят, но молчать уже не в силах. А временами возникает ощущение, будто в меня вселился бес — словно бы он диктует то, что я сейчас пишу. Есть подозрение, что он так и останется в моём сердце, в голове до тех пор, пока не покину этот мир. Жаль, если так, поскольку хотелось бы написать о чём-то светлом, «жизнеутверждающем», но мысли пока что о другом.
Вообще, выбор темы для писателя — это мучительный процесс. Вот вроде бы написал уже обо всём, что интересно, в чём способен разобраться, однако сидеть без дела не могу. Поэтому и пишу, стараясь по возможности выйти за пределы, которыми ограничены действия большинства представителей культуры и средств массовой информации. Но вот смогу ли я уйти совсем? «Сухой закон» я как-нибудь переживу, но если будет продолжаться процесс деградации литературы, кино и телевидения, если заставят подписаться на газету «Правда» или на её нынешний аналог, если снова, как в начале 80-х, нас с высоких трибун будут учить уму-разуму впавшие в маразм начальники, а толпа народных депутатов устроит им овацию, тогда не останется другого варианта, кроме как уйти. Да просто потому, что ещё один раз я этого кошмара пережить уже не в силах…
Самое время пообщаться с Осей. Ну почему бы не поговорить о том, о сём, обменяться с ним жизненными впечатлениями. Что в этом зазорного, чем и кого тут можно обидеть или удивить? В конце концов, в каждом мало-мальски приличном человеке должно быть мощное «второе я», с которым он попросту обязан находиться в постоянном контакте, даже конфликтовать время от времени. Это ваш самый преданный советчик, который позволит избежать непростительных ошибок и на основе логических построений обрести душевную благодать, иначе говоря, столь необходимую устойчивость. Альтернативы этому не было и нет, потому как даже регулярные пробежки по утрам, тёплые ножные ванны на ночь и советы бывалых докторов не помогут вам выпутаться из очередного кризиса. Ну станете терзать себя и домочадцев, будете искать виновных в собственной бездарности где-то там, за пределами измученного неудачами своего сознания. В итоге же всё, что вам останется — это, присвоив себе некий псевдоним, чтоб ненароком не узнали, отправиться туда, где уже полным-полно таких же недоумков и слепцов, что бродят в поисках утерянного смысла жизни или же хотя бы вдохновения. Что это будет — виртуальное пространство или просто сон — не так уж важно…
Но вот опять всё та же знакомая картина — бежевые портьеры, ночь. И снова продолжается наш с Осей разговор.
— Вовчик! Ну почему ты этого стыдишься? Ведь это же самое милое дело, взять, да и предложить кому-нибудь себя. Спрос, как тебе известно, рождает предложение, — Ося сидел за массивным письменным столом и, напялив на нос очки, изучал биржевые сводки на экране своего компьютера.
— А вот если тебя об этом попрошу. Я к тому, пошёл бы ты к кому-то в услужение?
— И не проси! — последовал лёгкий взмах рукой, так примерно отгоняют назойливую муху. — Твои просьбы, кроме убытков, не приносят буквально ничего. А коли нет прибыли, так и не о чем тут говорить.
— Ося! Ты прямо-таки марксистом стал. Это же он утверждал, что ради прибыли капиталист готов пойти на любое преступление.
— Дурак он был, твой Маркс! — Ося оторвался от дисплея, сдвинул очки на лоб и устремил сердитый взгляд прямо на меня. — Преступление, Вовчик, оно от слова преступить. Переступи ту самую черту, и всё окажется не так, как тебе отсюда видится. — И словно бы не на шутку обозлённый тем, что отвлекли его от важных дел, вдруг прокричал: — Нет, ты точно не от мира сего, если говоришь такие вещи! — И затем, как бы спустив пар, уже более спокойно: — Да ладно, брось, Вовчик! Всё это пустяки.
— То есть как это пустяки? — теперь уже меня начинало раздражать это Осино всегдашнее и нескончаемое лицемерие. — Бросить любимое занятие, перестать писать книги и продаться с потрохами то ли власть имущим, то ли какому-то барыге… Это, по-твоему, пустяк?
— Нет, это не пустяк, Вовчик, — Ося отложил очки и, продолжая внимательно рассматривать меня, закурил сигару. — Это, мой милый, высокое искусство! Вызвать интерес у покупателя, такая задачка потруднее даже, чем книгу написать. Да и кто её у тебя купит, между нами говоря? Кто ты такой? Я бы так сказал, прежде чем своими книгами торговать, научись сначала продавать себя.
— Ося! Ну о чём ты говоришь? Ты бы ещё сравнил творения Рубенса с вращением задом вокруг никелированного столба в ночном клубе, — все эти дремучие суждения влиятельных господ, ничего не понимающих в искусстве, никогда не вызывали во мне ничего кроме отвращения. Да, в общем-то, я этого и не скрывал.
— Что ж, пожалуй, тут ты прав. Рубенс и впрямь теперь котируется дороже, — Ося, попыхивая сигарой, вновь уткнулся в дисплей ноутбука и вдруг, рассмеявшись, снова воззрился на меня: — Знаешь, как говаривал один мой деловой партнёр, специалист по торговле недвижимостью и картинами известных мастеров, есть, друг мой, живопись, есть «выжопись» и есть, к великому сожалению, «вжопись», — тут Ося указал сигарой на меня и, откинувшись на спинку кресла, засучил в воздухе коротенькими ножками, — а ведь очень точно сказано, ты не находишь?
Веня всё ещё хохотал, а я так и не решил, как мне реагировать на его обидные намёки, тем более что в чём-то он был прав. Ну хотя бы в том, что торговать я и в самом деле ещё не научился.
