затянутым облаками восточным горизонтом. Оно осветило поднятые флаги насыщенным золотистым светом, и экипаж "Дреднота" разразился громкими, голодными возгласами одобрения. Немногие из них могли прочитать этот сигнал, но всем им сказали, что там было написано, и губы Мерлина дрогнули под его усами.

Если я единственный человек на всей планете, который помнит хоть что-то из истории Старой Земли, - подумал он, - то я мог бы с таким же успехом пойти дальше и записать все хорошие строки, какие только смогу придумать!

Кэйлебу понравилось это послание, когда Мерлин предложил его ему прошлой ночью, после отъезда Стейнейра.

"Чарис ожидает, что каждый человек выполнит свой долг", - гласили эти флаги, и когда восходящее солнце подало сигнал, Мерлин услышал, как с кормы "Дреднота" диким эхом разносится приветствие, потрепанное ветром, но мощное.

Кэйлеб повернулся к нему с улыбкой.

- Ну, в этом ты, безусловно, был прав, - сказал он. - На самом деле, я...

- Вижу парус! - крик с наблюдательного пункта эхом прокатился вниз.

- Враг в поле зрения!

* * *

Граф Тирск забрался в "воронье гнездо" галеры "Горэт бей", тяжело дыша после изнурительного подъема по снастям. Он был слишком стар и слишком не в форме для такого рода нагрузок в этот день, но он должен был увидеть это сам.

Он прислонился спиной к вибрирующему стволу дерева на мачте и заставил себя не обхватить что-нибудь одной рукой, чтобы не упасть. Крен галеры был гораздо более заметен на этой высоте над палубой, и "воронье гнездо", казалось, летело по еще более широкой дуге, чем он предполагал.

Прошло слишком много времени с тех пор, как мне приходилось карабкаться сюда, - подумал уголок его сознания, но это было лишь очень отдаленное отражение, поскольку его собственные глаза подтвердили невероятные отчеты наблюдателя.

За ночь ветер заметно посвежел и, возможно, повернул примерно на один румб к северу. Волны были достаточно высокими, чтобы грести было не просто неудобно, особенно на доларских галерах с их более низкими весельными портами и более мелкими корпусами. На самом деле, он знал, что ведет "Горат бей" сильнее, чем это было действительно безопасно в этих условиях, и если бы он осмелился, он бы подумал о том, чтобы приказать своей эскадре взять третий риф, чтобы еще больше уменьшить площадь парусов.

Но единственное, чего он никак не мог сделать, - это снизить скорость. Не тогда, когда между его эскадрой и флагманом герцога Мэйликея уже был такой разрыв. Корпус "Кинг Ранилд" уже не был виден с палубы "Горэт бей", почти полностью скрывшись из виду, а корабли Уайт-Форда были еще дальше впереди. Сейчас было не время позволять разрыву между ними увеличиваться, особенно когда по меньшей мере двадцать пять галеонов королевского чарисийского флота надвигались на растянутый, беспорядочный "строй" объединенного флота.

Они не могли быть здесь. Несмотря на очевидность его глаз, несмотря на золотого кракена на черном фоне, летящего с их бизань-мачт, его разум настойчиво повторял эту неверящую мысль. Даже если бы Хааралд знал, что произойдет, он, возможно, не смог бы предсказать, где найти объединенный флот! И только безумец отправил бы так много своего флота в центр этой обширной морской пустоши в каком-то донкихотском стремлении найти врага.

И все же, они были там.

Дождь, который мочил флот всю ночь, начал ослабевать, когда облачность начала рассеиваться незадолго до рассвета. Однако за ним все еще последовало несколько ливней, и вдоль восточного горизонта поднимались свежие облака, обещая еще больше дождя к ночи. А начавшийся ранее дождь сократил видимость до нескольких миль, пока не прояснилось, что объясняло, как эти галеоны могли подойти так близко, не будучи замеченными.

Конечно, это не объясняло, как те же самые галеоны могли точно знать сквозь ту же самую завесу дождя, где находится флот.

Он глубоко вздохнул и поднял подзорную трубу, чтобы рассмотреть врага.

Он никогда не видел, чтобы парусные корабли держались таким четким строем. Это была его первая мысль, когда головные корабли двух колонн, надвигающихся на него, поплыли в фокусе через подзорную трубу.

Я также никогда раньше не видел столько орудийных портов, - подумал он мгновение спустя, наблюдая, как они смело проносятся сквозь белые шапки и десятифутовые волны во взрывах летящих брызг. Очевидно, слухи о том, сколько пушек чарисийцы разместили на борту своих галеонов, были точными. На самом деле, это выглядело так, как будто они, вероятно, даже занижали вооружение кораблей.

Продолжая изучать их, он начал замечать различия между отдельными кораблями. По крайней мере, половина из них, должно быть, переоборудованные торговые суда, - решил он. У всех них были новые, изобретенные в Чарисе планы парусов, но переделанные суда были меньше, хотя некоторые из них, казалось, имели даже больше орудийных портов, чем корабли значительно больших размеров. Он был готов поспорить, что не все они справлялись одинаково хорошо, хотя пока не было никаких доказательств этого. Тем не менее, они превышали скорость его собственных кораблей по крайней мере наполовину, и делали это под одними марселями и фоками. Было очевидно, что у них все еще оставались в запасе скорость и маневренность, в отличие от его собственных тяжелых галер с грязным дном и их единственным парусом.

Его рот сжался при этой мысли. Эти погодные условия чрезвычайно благоприятствовали более мореходным, более устойчивым к погодным условиям галеонам. Что еще хуже, он знал, что его собственное ошеломленное неверие при виде этих кораблей здесь, должно быть, эхом прокатилось по всему флоту, поскольку сообщения о наблюдениях были подтверждены, деморализуя его офицеров и экипажи. Утренние молитвы и увещевания капелланов его кораблей, несмотря на все рвение, с которым они были произнесены, не могли этого изменить. И когда эти и без того напуганные и встревоженные экипажи осознали, насколько велико преимущество в маневре у противника, их деморализация должна была стать еще хуже.

Прекрати это! - сказал он себе. - Да, это будет плохо. Прими это. Но у вас все еще есть более ста пятидесяти кораблей против не более чем тридцати! Это преимущество пять к одному!

Он резко кивнул и опустил подзорную трубу, затем вылез из "вороньего гнезда" и начал спускаться обратно по веревкам на палубу. Всю дорогу вниз он повторял про себя цифры, снова и снова.

Это не помогло.

Его ноги наконец коснулись палубы, и он передал подзорную трубу побледневшему мичману, затем серьезно и спокойно подошел к капитану Мейкелу.

- Их двадцать пять или тридцать, - сказал