с таким же благоговением, как если бы это была реликвия какого-нибудь крупного святого.38 Вскоре после своего воцарения он объявил, что будет щедро вознаграждать любого человека, который достанет для него неопубликованные рукописи античной литературы. Как и его отец, он поручил своим эмиссарам и ставленникам в иностранных государствах искать и покупать для него любые рукописи древнего языческого или христианского авторства и ценности; иногда он отправлял посланников с этой единственной и особой целью и давал им письма к королям и князьям с просьбой о сотрудничестве в поисках. Его агенты, похоже, иногда похищали рукописи, когда их нельзя было купить; так, по-видимому, произошло с первыми шестью книгами «Анналов» Тацита, найденными в монастыре Корвей в Вестфалии, поскольку у нас есть очаровательное письмо папскому агенту Хайтмерсу, написанное Львом или для Льва после того, как «Анналы» были отредактированы и опубликованы:

Мы послали экземпляр исправленных и напечатанных книг в красивом переплете аббату и его монахам, чтобы они поместили его в свою библиотеку взамен похищенного. А чтобы они поняли, что это хищение принесло им гораздо больше пользы, чем вреда, мы даровали им для их церкви пленарную индульгенцию».39

Лев передал похищенную рукопись Филиппо Бероальдо с указаниями исправить и отредактировать текст, а также напечатать его в изящной, но удобной форме. В этом инструктивном письме Лев сказал:

Еще в раннем детстве мы привыкли думать, что ничего более прекрасного и полезного не дано Создателем человечеству — если не считать знания и истинного поклонения Себе — чем эти занятия, которые не только украшают и направляют жизнь человека, но и применимы и полезны в любой конкретной ситуации, утешают в невзгодах, радуют и делают честь в процветании; так что без них мы были бы лишены всех милостей жизни и всех благ общества. Безопасность и расширение этих занятий, по-видимому, зависят главным образом от двух обстоятельств: количества ученых людей и достаточного количества прекрасных текстов. Что касается первого из них, то мы надеемся, с Божьего благословения, показать еще более очевидное наше искреннее желание и расположение вознаградить и почтить их заслуги, что в течение долгого времени было нашей главной радостью….. Что касается приобретения книг, то мы благодарим Бога за то, что и в этом случае нам предоставляется возможность содействовать благу человечества.40

Лев считал, что суждение Церкви должно определять, какая литература принесет пользу человечеству, и возобновил эдикт Александра о епископской цензуре книг.

При разграблении дворца Медичи (1494 г.) часть книг, собранных предками Лео, разошлась по рукам. Большинство из них, однако, было куплено монахами Сан-Марко; эти спасенные тома Лев, будучи еще кардиналом, выкупил за 2652 дуката (33 150 долларов?) и перевез в свой дворец в Риме. Эта Лаврентьевская библиотека была возвращена во Флоренцию после смерти Льва; о ее дальнейшей судьбе мы узнаем позже.

Ватиканская библиотека разрослась до таких размеров, что для ее обслуживания требовался целый штат ученых. Когда Лев вступил в должность папы, главным библиотекарем стал Томмазо Ингирами — дворянин и поэт, собеседник, отличавшийся остроумием и блеском в обществе блестящих умников, и актер, чей успех в роли Федры в «Ипполите» Сенеки принес ему прозвище Федра. Когда он погиб в результате несчастного случая на улице в 1516 году, его заменил на посту библиотекаря Филиппо Бероальдо, который делил свои привязанности между Тацитом и ученой куртизанкой Империей и писал такие прекрасные латинские стихи, что получил шесть независимых переводов на французский, один из которых был сделан Клеманом Маро. Джироламо Алеандро или Алеандр, ставший библиотекарем в 1519 году, был человеком темпераментным, образованным и способным. Он говорил на латыни и греческом и иврите так бегло, что Лютер по ошибке назвал его евреем. На Аугсбургском соборе (1520) он с большей страстью, чем с мудростью, пытался остановить протестантский прилив. Павел III возвел его в кардиналы (1538), но через четыре года Алеандр умер из-за слишком усердной заботы о своем здоровье и слишком частого применения лекарств.41 Он был крайне возмущен тем, что его сняли с должности в шестьдесят два года, и скандализировал своих друзей, возмущаясь путями Провидения.42

Частные библиотеки в Риме были многочисленны. У самого Алеандра была значительная коллекция, которую он завещал Венеции. Кардинал Гримани, которому завидовал Эразм, имел восемь тысяч томов на разных языках; он завещал эти книги церкви Сан-Сальвадор в Венеции, где они были уничтожены пожаром. У кардинала Садолето была драгоценная библиотека, которую он посадил на корабль, чтобы отправить во Францию; она погибла в море. Библиотека Бембо была богата провансальскими поэтами и оригинальными рукописями — например, Петрарки; эта коллекция перешла в Урбино, а затем в Ватикан. Богатые миряне, такие как Агостино Чиги и Биндо Альтовити, подражали папам и кардиналам в собирании книг, привлечении художников, поддержке поэтов и ученых.

В Риме Льва они были в изобилии, не имея ни прецедентов, ни более поздних аналогов. Многие кардиналы сами были учеными; некоторые, как Эгидио Канизио, Садолето и Биббиена, стали кардиналами потому, что были учеными, долго служившими Церкви. Большинство кардиналов в Риме выступали в роли покровителей, обычно награждая посвящениями; дома кардиналов Риарио, Гримани, Биббиены, Алидози, Петруччи, Фарнезе, Содерини, Сансеверино, Гонзага, Канизио и Джулио Медичи были превзойдены только папским двором как места встречи интеллектуальных и художественных талантов города. Кастильоне, чей гениальный характер подружил как любезного Рафаэля, так и угрюмого и неприступного Микеланджело, содержал собственный скромный салон.

Лев, конечно, был покровителем par excellence. Никто из тех, кто мог сочинить хорошую латинскую эпиграмму, не уходил от него бездарным. Как и во времена Николая V, ученость, а теперь еще и поэзия, претендовали на место в огромном чиновничьем аппарате Церкви. Малые светила становились апостольскими писцами, аббревиаторами, составителями кратких сообщений; более яркие светила становились канониками, епископами, протонотариями; такие звезды, как Садолето и Бембо, становились секретарями папы; некоторые, как Садолето и Биббиена, становились кардиналами. Цицероновское ораторское искусство вновь зазвучало в Риме; эпистолы поднимались и опускались в каденции; вергилианские и горацианские стихи тысячами ручейков вливались в Тибр, где и заканчивались. Бембо установил стилистический стандарт понтифика; «гораздо лучше говорить, как Цицерон, — писал он Изабелле д'Эсте, — чем быть папой».43 Его друг и коллега, Якопо Садолето, посрамил большинство гуманистов, сочетая безупречный латинский стиль с безупречной моралью. Среди кардиналов этого века было много честных людей, а гуманисты Льва были, в общем и целом,