«Музыка сотворила Арду, — вспоминал Аклариквет любимую фразу Макалаурэ, с обидой думая, что ему самому никогда не услышать о себе, что он лучший менестрель Амана, как бы талантливо он ни сочинял. — А теперь музыка изменит прошлое. И это будет моя музыка. Не Канафинвэ Феанариона».

Выйдя на улицу обугленных руин, менестрель присмотрелся. Тэлери и Нолдор работали вместе, отстраивая заново разрушенные и сожжённые дома. Материалы добывали, разумеется, виновники погрома, вся тяжёлая работа тоже была на них, Тэлери в основном руководили. Аклариквет понимал, что это справедливо, но ему было очень неприятно видеть своих собратьев в подчинении у этих… Рыб. 

— Отдохните от трудов, — сказал менестрель как можно громче, откидывая плащ и садясь на кучу строительного мусора. Достав из сумки маленькую арфу, не ту, что отдал Финдекано, Аклариквет тронул струны. 

Мне досталась в этой пьесе

Очень маленькая роль.

В ней всего четыре слова:

«Мы прорвёмся, мой король».

Делая вид, что полностью поглощён пением, менестрель наблюдал за реакцией слушателей. Он знал — сопровождающая охрана должна быть рядом и вступится, если что, однако страх был сильнее разумных доводов. А чувство долга ещё сильнее.

— Десять выпадов блокируй.

Но когда свободен путь,

Умирающий противник

Мне клинок вонзает в грудь.

Я лежу на авансцене, 

Муха ползает по лбу.

Уходящего сражения 

Слышу грохот и стрельбу.

Тэлери разом погрустнели, вспоминая трагедию, обрушившуюся на их город, а Нолдор скрежетали зубами. Они знали, кто перед ними поет, знали, что его нельзя бить и называть по имени. Надо делать вид, будто видят этого певца впервые.

— Знахари посмотрят грустно, 

Поколдуют надо мной,

И король, потупив очи,

Скажет: «Умер, как герой».

Я спрошу его в антракте,

Скрыв веселой маской боль:

«Как ты справишься с врагами,

Я ведь умер, мой король?»

Некоторые Тэлери были на грани плача. Только что эти эльфы с гордым видом показывали провинившимся перед ними Нолдор, кто в доме хозяин, а теперь казались разбитыми и сломленными.

— И король ответит грустно:

«Не волнуйся, мальчик мой,

Я ведь сам по этой пьесе

Отрицательный герой».

И его в ближайшем акте

Расстреляют у стены.

Очень может быть, на благо

Нашей брошенной страны.

Мне досталась в этой пьесе

Очень маленькая роль.

В ней всего четыре слова:

«Мы прорвёмся, мой король».

— Вот именно! — вышел из укрытия один из сопровождающих Аклариквета охранников. Светловолосый. Прекрасно помнящий свою маленькую роль. — Короля Ольвэ надо было утопить, а не отпускать! Он недостоин жизни!

Эти слова могли бы вызвать возмущение Тэлери. Но не вызвали. Аклариквета попросили спеть песню ещё раз.

Примечание к части Песня Аклариквета: "Маленькая роль" Максима Леонидова

Убийца

Занимавшиеся восстановлением внешних, смотрящих на набережную, стен дворца, Нолдор работали быстро и профессионально, поэтому практически нигде уже не было строительных лесов, разбитые фонари заменили новыми, на башни и зубцы повесили недостающие светильники, вставили стекла в окна, починили двери и перила, привели в порядок сломанные лестницы.

С улицы дворец снова выглядел красиво, однако стоило войти внутрь, становилось ясно, почему король Нолофинвэ обосновался в отдельно стоящем здании, ранее предназначавшемся для гостей принца Вольвиона.

От полного уничтожения дворец спасло лишь то, что здание было из негорючих материалов, потому что, находя всё новые предметы интерьера с изображением или символикой правящего семейства Тэлери, Финдекано перестал выбрасывать их на улицу, сжигая прямо в залах и коридорах, а потом, сидя совершенно разбитый, с вином на подоконнике, молчал и смотрел на море.

Финдекано запрещал наводить порядок там, где были разбиты или сожжены «проклятые» вещи, а таких мест было очень много. В конце концов принц остался во дворце один с немногочисленными слугами, и, войдя по лестнице, усыпанной осколками перламутра, в длинный просторный коридор с высоким разноуровневым потолком, принц Турукано был ошарашен состоянием и дворца, и брата. Чьим больше — сказать сложно.

— Финьо…

— Отец просил меня отсюда вывести? — Финдекано выпил вина из бутыли и приставил её горлышко к кранику бочки. — Я не пойду, не старайся.

— Почему?

— Не приближайся! — вдруг крикнул Финдекано. — Вы… Я не хочу… Лучше не буду говорить, что думаю.

Повисло молчание, воздух словно загустел и задрожал, от тишины зазвенело в ушах. Турукано сделал шаг вперёд, и Финьо, по-прежнему сидя на подоконнике, сутулясь и не убирая волос от лица, приподнял голову и посмотрел в глаза брату.

— Остановись, — угрожающе произнёс Финдекано. — Ты не понимаешь? Не знаешь, кто перед тобой? Здесь больше нет твоего брата. Здесь убийца. Братоубийца. Который лишил жизни многих. И ни капли об этом не жалеет! Убийца с радостью продолжит убивать, если ему позволить. Так что… Не провоцируй его. Иди, откуда пришёл.

— Мы твоя семья, самые близкие эльфы, — стараясь не выдать страх, осторожно проговорил Турукано.

— Неужели? — Финдекано медленно встал.

Между ним и братом было около двух дюжин шагов. Подойдя к обугленной стене, старший принц взял свой лук и выдернул из обгоревшего гобелена стрелу, оставив там ещё четыре.

— А что, если убийца решит, будто перед ним очередной враг, которого столь приятно убить? — прищурился Финдекано, натягивая лук. — Что, если он захочет выйти из своего добровольного заточения и вершить справедливость? Почему ты уверен, что убийца не выберет тебя одной из мишеней?

Турукано прикинул расстояние до лестницы и понял — бежать смысла нет.

— Когда выносят приговор, — сказал он обезумевшему от пролитой крови брату, стараясь не двигаться и не провоцировать агрессию, — его оглашают перед исполнением.

— Ты виновен, — Финдекано прицелился, — в том, что оказался не в то время, не в том месте. Как большинство погибших в битве. Им не повезло.

Стрела сорвалась и