восприятия и опыт. Имея этот опыт, мы на нем уже строим формулы этого опыта. А схоластика начинает с обратного: формула там сама довлеет из первичных формул, висящих в эмпирической пустоте, строит целые здания, воистину на песке видимые. Божество также нельзя разложить на формулы, как живое тело на атомы. На атомы распадается — труп, зловонный, потому что мертвый. И разложенный на атомы-мысли Бог не есть Бог живой и неизреченный. Поэтому-то, со всей возможной решимостью, и протестуем мы против схоластизации веры. И в то же время мы не впадаем и в спенсеровский религиозный агностицизм.

Здесь надо бояться Сциллы всезнайства и Харибды немогузнайства. Средний, золотой путь истины заключается в обладании религиозным опытом (более или менее гипотетическим, тусклое стекло Павла!), интерпретации опыта. При этом углубление опыта тем самым вызывает и уяснение теоретических моментов Богопознания. Одно обуславливает другое.

Полнота опыта превращает гипотезу в аксиому. А Церковь обладает различными опытами. Опыты одиночек, пусть очень почтенных (святые), и все же гипотетических подходов к Богу, и опыт всеколлективный, соборный, всецерковный — здесь полнота возможного и для человека опыта, и полнота резюме этого опыта — аксиомы, формулы, догматы. Соборное — вселенское — сознание Церкви, опыт, руководимый самим Духом («Изволил-ся Духу Святому и нам»), дает чеканные, религиозно-математические догматы — формулы истины Богопознания. И то, что здесь добыто, то добыто до конца. Здесь нет нюансов полуистины, здесь нет теней человеческого домысла. Здесь — сверкающие алмазы абсолютной достоверности. И здесь мы не можем отступить ни на йоту. Это так же немыслимо, как математика просить считать условной истиной: дважды два — четыре.

И здесь обновленчество — это стрела математической тоски по Боге — не уступит и 0,001 части истины. Пусть упрекают в отсталости. Здесь надо все воистину оставить — какие угодно культурные и либеральные популярности и привилегии, чтобы не отступить от Христа — Истины.

И обновленчество со всей решимостью принимает догматику Церкви, не дерзая подправлять то, что находится в свете абсолютной достоверности.

Первый принцип христианства есть признание Божественного Начала.

Религию в наши дни хотят свести на систему экономических взаимоотношений. С этой точки зрения прав Росси, утверждающий, что религия есть «флирт с Богом», то есть нечто в высокой степени несерьезное. Вся религия есть волшебное отражение в зеркале фантазии социальных взаимоотношений. Конечно, это совершенная неправда. Несомненно, что в деталях исторических религиозных концепций можно отыскивать отражение социально-политических моментов данной эпохи. Так, некоторые исследователи находят аналогию между византийским двором и представлением о небесном мире у богословов той эпохи. Но если даже мы согласимся, что кое в чем эти исследователи и правы, то здесь затрагивается именно только одна деталь. Существо проходит вне этих экономико-материалистических сетей. Идея Божества, Верховного начала мира, прирожденна человеческому сознанию и, при всех модификациях экономических взаимоотношений, остается неизменной в своем существе».

Далее — о порядке во вселенной на основе открытий Резерфорда, Ферсмана и т. д., и вывод:

«Материя, приблизительно одинаково расположенная (порядково и объемно) в мироздании, вся подчинена закону чисел. Математика царствует в мироздании. Что такое математика? Кант видел в ней завершающую, идеальную научную дисциплину. Шпенглер утверждает, что математика есть искусство… Не будем вдаваться в длительные споры. Математика есть отражение порядка мироздания, фотографический снимок, план материального бытия. И какой здесь всесовершенный, до йоты и йоты йот рассчитанный порядок!

Нет возможности беспорядка в мировой машине…Она сложена по одному плану, из единого материала. Всюду единый математический принцип… Мысль рвется к заключению сама собой — Единый Строитель. С точки зрения придирчивой критики разума, как показал это Кант, вполне возможно от планового устройства бытия умозаключить к Устроителю мира (не Творцу — делаем эту уступку Канту. — Прим. А.И.Введенского).

Плановость бытия, отсутствие в нем случайностей, открытие в нем законов математики… приводит нас к метафизике, которую не надо понимать как противо-физику, а именно за физику — после физики мысль не останавливается, а идет далее, за физику, разрушая условный забор, за который некоторые не хотят пускать свободной человеческой мысли… Путь физического исследования приводит нас к определенным аспектам на бытие, религия ведет дальше — как сказал Ричль: «вера видит дальше и глубже». Современное естествознание дает нам математически законченную картину, план бытия. Испытующая мысль — руководимая магнитной стрелкой религиозного чувства — находит конечный и исходный момент: Центральную Звезду Бытия — Бога. Здесь логика дополняется чувством. Нужно сверлить серостную поверхность бытия рентгеновскими лучами веры. И серое станет иным. Это — как сказано у Фета: «Оглянись — и мир вседневный многоцветен и чудесен».

Или у Новаллиса: «Только от слабости наших органов и нашей слабой возбуждаемости происходит то, что мы не видим себя в волшебном мире». И в нашем сознании, обостренном вниманием, которое является необходимым условием постижения… вспыхивает ответ на вопрос: кто этот устроитель жизни. Скажем ли с Кантом — дальше мысль не смеет идти — или пойдем и найдем? Так, Шуппе утверждает, что нередко мы без всякой индукции узнаем причины наших чувственных восприятий. Шуппе же полагает, что мы в сознании имеем дело с непосредственным усмотрением необходимой связи, которая дана нам подлогически (в акте восприятия). В своем сознании верующий человек находит этот узаконенный современной гносеологией ответ на природу, на исток своих религиозных переживаний. Верующий человек постулирует Бога в плане бытия и констатирует Его в своем сознании. Таким образом, единство познания всей целокупности бытия разрешает основную проблему бытия. Бытие зиждется на своем Абсолютном Принципе, на Боге.

На аналогичной точке зрения стоит Оливер Лодж, известный английский физик, который утверждает, что вере, религии, мистицизму «должно отвести соответственное место, хотя его отношение к науке пока еще не установлено. Они не согласны между собой и не имеют связи, но между ними не должно быть вражды». Оливер Лодж допускает научную возможность чуда, о чем он достаточно убедительно пишет в своей книге «Жизнь и Материя».

Необходимое соотношение науки и религии устанавливается при осознании наукой ее ограниченности. Цель науки — описание, а не объяснение явлений природы», — совершенно правильно замечает Густав Кирхгор в своем «Физическом обозрении». Религия ведет дальше и устанавливает то, что наука только прощупывает…

«Конечно, сейчас едва ли можно говорить о крушении нравственности. Я полагаю, что сейчас происходит крушение некоторых формул нравственности… Ах, как