– Мы обязательно попросим вас рассказать о ваших приключениях, – осчастливил доброго вестника Ракан. – Пока же мы возвращаем вам особняк на площади Лорио. С вами поступили несправедливо, а исправлять несправедливость – долг любого монарха.

– Ваше величество… – Валме вскочил и торопливо поклонился, успев по ходу дела проверить подстежку, все было в порядке. – Ваше величество! Нет слов, чтобы выразить мою признательность, но я должен испросить разрешения принять столь щедрый дар у моего государя и моей приемной матушки.

– Мы напишем в Ургот, – заверил король. – Наш брат Фома должен понять, что мы исполнены благодарности к человеку, привезшему в Талиг письмо ее высочества. Мы будем рады видеть вас на наших приемах, экстерриор завтра же пришлет вам надлежащие приглашения.

Увы, мы больше не располагаем временем для беседы. Чтобы принять вас, мы были вынуждены отказать в аудиенции послу Каданы – дружба Ургота для нас значит больше. Надеюсь, вы понимаете, что это должно остаться между нами?

– Я понимаю! – глубокомысленно заверил Марсель и действительно понял, что именно не давало ему покоя во время аудиенции. Ворон допек-таки бедного молодого человека, и он расстался с белыми штанами, а заодно и с потрясшей Габайру рукавастой туникой.

5

Золотой жеребец стукнул копытом и отступил вбок. Смотреть на коня было легче, чем взглянуть в лицо всадника и увидеть отвращение и гнев, но Мэллит подняла глаза.

– Ничтожная счастлива видеть потомка Огнеглазого Флоха, – гоганни помнила слова иных приветствий, но пусть друг Альдо знает, что Мэллица умерла, осталась предавшая свой род и поплатившаяся за предательство.

– Здравствуй, Мэллит. – Знакомые губы улыбались, но в глазах свила гнездо печаль. – Ты опять убежала…

– Названный Карвалем не взял письма. – Она скажет все, что должна, и уйдет со своей виной и своим проклятием.

– И правильно, что не взял! – Чужой взгляд вытягивал из души слезы, и девушка закусила губу. – Мэллит, ну как ты могла… не проститься, неужели ты думала, что я… Что я тебе не помогу?!

– Блистательный – друг названного Альдо и его слуга. – Не надо лжи, ее и так было слишком! – Он не должен отпускать ставшую Залогом. Если названный Альдо узнает, он разгневается.

– Он не узнает. – Названный Робером перехватил уздечку и развернул коня, вынуждая лошадей идти голова в голову. – Мэллит, помнишь, в Агарисе… Ты говорила, что знаешь, как освободиться, но не хочешь из-за Альдо. Сделай это сейчас. Альдо Ракан не сто́ит твоей любви, ты ему ничего не должна.

Что есть долг и что есть любовь? Первородный произносит слова, не зная их смысла. И да спасет его Огнеглазый Флох от этого знания.

– Ара умерла, – сказала гоганни. – Кубьерта говорит, что развязать узел Судеб можно лишь там, где он завязан. Блистательный Робер вернется к своему господину?

– Я должен остаться в столице. – Как вышло, что черные глаза полны света, а голубые – тьмы? – Но герцог Придд – благородный человек, он никогда не обидит женщину. С ним тебе ничего не грозит. Можешь ничего никому не рассказывать, если не хочешь, только не бойся.

– Я не боюсь, – сказала Мэллит своему единственному другу. – Здесь ты, и ты говоришь правду… Ты велел генералу Никола позаботиться обо мне, ты знал, что я уйду?

Человек с белой прядью надо лбом покачал головой. В дом Жаймиоля он вошел молодым, но названный Альдо выпил молодость друга прежде, чем любовь ничтожной. Блистательный остановил коня:

– Я боялся за тебя. Этот Излом… Его не всякий мужчина переживет, а ты осталась совсем одна, Матильда и та уехала.

– Почему? – подалась вперед Мэллит. – Почему уехала царственная? Скажи мне!

– Ей было тяжело, – взгляд блистательного потянулся к дальним тополям, – она не выдержала.

Друг не сказал ничего и сказал все. Мэллит тронула грудь – рана не болела, просто чувствовалась.

– Названный Альдо разбил сердце матери отца своего, – вздохнула гоганни. – Все, к кому он прикоснулся, истекают кровью.

Блистательный не хотел спорить и не мог лгать, он промолчал, и Мэллит торопливо сказала:

– Я слышала, достославный Енниоль покинул дом блистательного.

– Он вернется в Агарис и попробует уговорить ваших уйти. – Робер оглянулся на следовавших сзади и послал коней вперед, к колющим небо тополям. – Вы разминулись на два дня. Достославный вспоминал о тебе… Мэллит, не сто́ит его искать.

– Достославный из достославных не желает смерти названного Альдо? – ровным голосом спросила Мэллит. – Он не искал дорог к предавшей?

– Он говорил о Шаре судеб, – наморщил лоб Повелевающий Молниями, – и о том, что не смог остановить его. Альдо ему больше не нужен, а на тебя зла он не держит.

– Достославный не знает зла, – глупые руки хотели коснуться щеки блистательного, и Мэллит изо всей силы стиснула уздечку, – все его мысли о спасении правнуков Кабиоховых. Он не мог оставить жизнь ставшей Залогом, ведь она стоит между нарушенной клятвой и справедливостью.

– Мэллит, так ты искала Енниоля, чтобы он тебя… убил?! – Голос первородного прервался, но Мэллит не заплакала. И не замолчала.

– Потомок Флоха знает много и ничего, его путь озаряют солнце и молнии, а тайное ходит лунными тропами. Ставшая Залогом принадлежит племени своему. Первородные живут по иным законам, ваши души вы поручаете своим государям, и связывает вас то, что вы называете честью. Она не несет в себе жизни, но и смерти в ней нет.

– Иногда есть. – Если он не отвернется, если будет и дальше так смотреть, она заплачет. – Мэллит, пойми, ты свободна. Ночь Расплаты давно прошла, и все живы. Достославный Енниоль это понял и ушел туда, где он нужен. Тебе там показываться и впрямь не стоит, но мир велик, а ты… Ты совсем еще девочка, и ты такая красавица…

– И умница? – выкрикнула гоганни. – Ты это хотел сказать? Что я – умница?!

– Хотел… Разрубленный Змей, мне нужно говорить только с лошадьми! Я желаю тебе счастья, Мэллит, и ты его обязательно найдешь, клянусь тебе… хоть честью, хоть кровью, хоть Флохом! У тебя будет все: любовь, радость, птицы в небе, песни, цветы… Все для тебя! А плохое забудется, уснет, исчезнет…

Блистательный лгал и верил в свои слова. Потому что желал ей добра, он всегда желал ей добра.

– Да пребудет над названным Робером милость Флоха. – Если она не спросит сейчас, то не узнает никогда. – Тень разлуки темна и непроглядна, но, прежде чем она падет на наши плечи… ничтожная должна знать, чьи розы изранили ей руки.

– Розы? – не понял первородный. – Мэллит, ты о чем?!

– Пусть Робер вспомнит! – выкрикнула гоганни. – Это было в городе, названном Агарисом! Мэллит ждала первородного, но пришел ты… Твои руки были полны роз, золотых, как мед… Ты сказал, они от него…

– Я солгал. – Он не опустил глаза, она тоже не опустит. – Прости меня, Мэллит. Я боялся,