того, что удар в пах был чудовищным, так следом прилетело несколько ударов, которые Танк уже не осознавал. Вот такие «зевки» — это, пожалуй, самое страшное, что может случиться в любом контактном виде единоборств. Именно от таких жутких слепых ударов получают наибольший урон. Когда удар зрячий, организм успевает мобилизоваться за доли секунды, и к принятию ущерба оказывается удивительным образом готов. Ну а Танк, пребывая в отключке, совершенно не был готов к сильным плюхам от этой твари. Назвать человеком Кабана у меня уже не поворачивался язык.

Тем более, что этот отморозок нисколечко не парился, виноватым себя не считал. Я видел, что, пока его уводили, а Танка откачивали, на лице Кабана застыл торжествующий оскал. Очень похоже, что он прекрасно отдавал себе отчет, что своими добивающими ударами он может покалечить Танка. И ему на здоровье пацана и его дальнейшую жизнь было плевать. С-сука…

Самое жуткое, что если подходить к этому вопросу с формальной точки зрения, то Кабан был прав. Это бой, а не кордебалет, в бою может быть всякое, никто ни от чего не застрахован. И сколько существовало примеров, когда боец выключается из сражения, а это выходит ему боком. Мне почему-то сразу вспомнилась схватка Андерсона Сильвы, когда тот насадил на колено Майкла Биспинга. Андерсон подумал, что прикончил Биспинга, и великодушно не стал его добивать, чтобы не калечить спортсмена. Но ошибся — Биспинг продолжил бой, и по итогу выиграл схватку. Вот только здесь все было слишком очевидно, даже более очевидно, чем в бою чемпионов. После удара коленом от Кабана Танку не суждено было встать.

Бог судья этому уроду. Но меня жгло желание на этот вечер стать тем инструментом, который проведет божий суд. Бой с Кабаном я хотел провести не меньше, чем с Ржавым. А может, даже и больше… Я жаждал сбить эту спесь и хищный оскал с лица Кабана и заставить его почувствовать все то же, что чувствовал теперь Танк.

Когда Кабана увели, я видел, как между разными группировками метался Марк, который делал все возможное, чтобы драка не переросла в бойню. Парни с обеих сторон были горячими, и Марку пришлось проявить чудеса дипломатии. Руки противоборствующие стороны не пожали, но самое главное, что конфликт не разросся и не переместился на улицу. Мне же теперь стало наглядно понятно, почему в ресторан запрещали заносить стволы и любое другое оружие, а на входе так тщательно обыскивали. Будь у моих ребят или соперников из противостоящей группировки хоть что-то с собой, давно бы началась поножовщина и пальба.

Ржавый выступал последним. Ведущий начал объявлять бойцов, дождавшись, когда публика успокоится после конфликта представителей разных группировок. Случай — капризная штука, и сегодня он был явно не на стороне группировки, интересы которой Ржавый представлял. Карта легла так, что братка свели с его же собственным корефаном, одним из тех, с кем у нас случился конфликт в вестибюле гостиницы. Понятно, что ни о каком реальном «случае», по факту, не было даже речи. Свести эту парочку распорядились организаторы, которые, как я понял, сводили пары так, чтобы отсеять из турнира тех, на кого меньше всего поставили бабла. Как говорится, ничего личного — просто бизнес. Со мной, правда, осечка вышла — я не отсеялся.

И отсеиваться в принципе не собирался.

На ринге Ржавый и его корефан с погонялом Гусь даже не пожали руки. Дружба мигом осталась где-то «там» и растворилась в соперничестве. Я на секунду поймал себя на мысли, что точно так же мог сойтись в ринге с Танком, но этому явно не способствовал расклад тотализатора. И я, и Танк числились в аутсайдерах турнира, и сводить нас значило бы выбить одного из «денежных» фаворитов. Чего допустить по определению не могли. Но что если бы так случилось? Я честно себе признался, что ответа на вопрос, как бы я повел себя на месте Ржавого и Гуся, у меня нет. Чего душой кривить, пришлось бы биться… Я отогнал неприятные мысли, полезшие в голову, и стал наблюдать за тем, как разворачивается поединок.

Что бой завершится быстро и довольно предсказуемо, по крайней мере, для меня=. Я сразу увидел, что у Ржавого есть серьезное преимущество над своим конкурентом — он превосходил Гуся в классе, если и не на голову, то достаточно для победы. Как только раздался «файт!» ведущего, Ржавый начал работать в челноке, расслабленно и немного опустив руки. Так часто делают контрпанчеры с хорошей защитой, чтобы иметь возможность нанести хлесткий удар с меньшей дистанции. Гусь тоже вперед не пошел, видимо хорошо зная сильные и слабые стороны своего корефана (наверняка ведь в одном зале лили пот и пахали). Он начал кружить вокруг Ржавого, готовя удар, не так плавно, как это делал соперник, но все же. Хотя, надо отдать должное Гусю, техника и у одного, и у другого была высококлассная. Биться вышли два сильных ударника с чувством дистанции, причем хорошо знающих друг друга.

Тем удивительнее выглядело со стороны, что продлился бой до первого удара. Секунд тридцать соперники кружили по рингу, устраивая танцы с бубном друг напротив друга. Оба раздергивали соперника и выцеливали, но без ударов и каждые пять-десять секунд меняя стойку, пытаясь застать друг дружку врасплох. Прощупывали обоюдно — у кого крепче нервы, и у кого первого они сдадут. Публика начала уже освистывать бойцов за то, что ничего интересного не происходит — то в одном углу, то в другом раздавались свист и выкрики. И под этот обидный шум нервы первыми не выдержали у Гуся. Он поймал Ржавого на противоходе и кинулся, как казалось, с подготовленным ударом, на скачке, желая срубить товарища. Но вышло все с точностью до наоборот. Ржавый выгнулся и ушел от удара, продемонстрировав феноменальную гибкость. Следом зашагнул под переднюю руку, которой Гусь лупил крюк, и контрударом отправил бедолагу на настил. Гусь рухнул вслед за своим же движением — мордой в пол. Там и остался — нокаут оказался глухой.

Ржавый, с довольной ухмылкой и окрыленный хорошо проделанной работой, просто перешагнул через поверженного товарища под бурные аплодисменты публики и вышел с ринга. Боец он оказался на загляденье, и, в отличие от всех остальных участников, включая меня, вообще не получил в первом бою урона. Ну и функционалку сберег — свеженьким остался. Соперник в нем виделся серьезный.

Когда участники следующего этапа гран-при были определены, ведущий объявил перерыв на полчаса. Я решил воспользоваться этим временем и выйти на свежий воздух, а заодно поинтересоваться самочувствием Танка. Но у братка, стоявшего в дверях, было другое мнение на этот счет.

— На перерыв сказали не выпускать, — буркнул он, не поднимая глаз — между делом читал небольшой томик собрания сочинений Пушкина, что меня, к слову, немало удивило.

— Мне нужду справить и обратно, — нашелся я, хотя уже сам факт, что мне надо куда-то и у кого-то отпрашиваться — напрягал. Впрочем, после драки такие меры можно было понять, но не сидеть же мне тут до рассвета?

— Потерпишь, — отрезал браток.

— Здесь тогда придется. Видел, как мне по печени соперник съездил? Не вытерплю, — развел руками я. — Одна нога здесь, другая тут.

— Ничего не знаю, — не сдавался мой интеллигентный собеседник.

— Молодой человек, мне его надо осмотреть после боя, — неожиданно послышался женский голос.

Через секунду в дверях выросла Лидка, вся какая-то перепуганная, с чемоданом лекарств в руках.

— С Марком согласовано? — браток, наконец, закрыл книжку и скрестил руки на груди, явно недовольный тем, что его отвлекли от чтения.

— Конечно, согласовано, это обязательный осмотр, — пропела птичкой аптекарша и обворожительно улыбнулась. — Все уже осмотрены, вот и до него очередь дошла.

— Понятно, — он отошел от двери, кивая, чтобы аптекарша прошла на кухню. — Заходи.

Я сделал пару шагов внутрь, чтобы ей было где разместиться — впрочем, такого уж большого пространства для маневров тут не было. Шкафы и потертые металлические столы загромождали почти всю комнату.

Я, признаться, даже обрадовался ее появлению. По крайней мере, у Лидки можно узнать, как обстоят дела у Танка. Она зашла в комнату, наморщила носик, почувствовав вонь тухлой рыбы, и зажала ноздри пальцами, как прищепкой.

— Какой кошмар…

— Да, не очень приятно пахнет, — я пожал плечами.

На Лидку я был зол, хоть она и хотела мне помочь, когда накачала шприц снотворным. Но я не просил ее этого делать, какие бы побуждения ни были