в школе, однако никого из них я бы не назвала «настоящим другом». Единственной, кто подобрался ближе всего к званию «лучшей подруги», была Сара, с которой я отжигала, пока мне не исполнилось восемнадцать. Мы до сих пор периодически переписываемся, но она живет в Орегоне, и прошло уже два года с тех пор, как я видела ее в последний раз.

Мой круг общения на данный момент состоит из соседки по комнате, моего парня и его друзей, которые не тратят времени на сплетни.

– Так что ты разузнала о той девчонке из Снэпчата[29]? – интересуется Мелисса.

Крисси делает глубокий вдох, будто собирается нырнуть на дно бассейна за парочкой туфель от Джимми Чу[30].

– Это была какая-то второкурсница, учится в Гарнете на стипендии. Я нашла лучшую подругу ее соседки в «Инстаграме» и написала ей в личные сообщения. Она ответила, что ее подруга рассказывала, как ее соседка говорила, что они встретились на вечеринке на яхте и поцеловались.

– Так они просто целовались? – спрашивает Мелисса так, словно разочарована ответом.

Крисси пожимает плечами.

– Предположительно кто-то на вечеринке застал кого-то за минетом. Может, это был Себ, а может – нет. На самом деле неважно.

Если бы я знала свою мать в колледже, то она, вероятно, походила бы на Крисси. Чопорная, дотошная и невозмутимая. Ни волосок, ни ресничка не выбиваются из общей картины – все в полном порядке. Поэтому тот факт, что она так рассуждает об измене, совершенно не вяжется с ее образом.

– Погоди, – вмешиваюсь я, – твой парень изменяет, а тебе все равно?

Обе девушки глядят на меня так, словно я их не слушала.

– Два бывших президента Соединенных Штатов и кронпринц Саудовской Аравии были на вечеринке в честь дня рождения его отца в прошлом году, – решительно заявляет Крисси. – Расставаться с парнем вроде Себастиана из-за чего-то подобного просто глупо. За таких парней обычно выходят замуж.

Я хмурюсь, но не отвожу от нее взгляда.

– Выходить замуж за того, кто изменяет тебе?

Она не отвечает – просто смотрит на меня и медленно моргает. Неужели ожидание верности так банально и старомодно? Мне думалось, что я человек широких взглядов, но, оказывается, мои представления о любви и романтике просто возмутительны.

– Это едва ли считается изменой, – насмехается Мелисса, пренебрежительно отмахиваясь. – Себ перепихнулся с какой-то стипендиаткой. Кому какое дело? Но если это «женушка»… Тогда появляется реальная причина для волнения.

– «Женушка»? – повторяю я.

Крисси одаривает меня покровительственной улыбкой.

– Для таких мужчин, как Себ, Бенджи и Престон, существует лишь два типа женщин – «женушка» и «Мэрилин[31]». На одних они женятся, а других – трахают.

А можно ли трахать ту, на которой женишься? Или жениться на той, кого трахаешь? Я проглатываю эти вопросы, потому что вряд ли получу ответы.

– Не переживай, – успокаивает Мелисса. Она тянется через стол, чтобы положить свою ладонь на мою руку, будто это какой-то успокаивающий жест. – Ты точно «женушка». Престон это знает. Все, что тебе нужно сделать, это закрепить ваши отношения и дождаться кольца. А остальное… – она смотрит на Крисси, подыскивая подходящее слово, – второстепенное, так скажем.

И это самый удручающий совет по отношениям, который я когда-либо слышала. У сидящих рядом со мной девушек есть семейные деньги и свои маленькие империи – они вовсе не нуждаются в увеличении состояния, согласившись на брак по расчету. Так почему же они вступают в подобные отношения без любви? Когда однажды я выйду замуж за Престона, это будет не ради денег или семейных связей. В наших клятвах не будет оговорки о том, что измена приемлема до тех пор, пока цена акций растет.

– Я бы не хотела так жить, – говорю я девушкам. – Если отношения не построены на любви и взаимном уважении, какой в них смысл?

Мелисса окидывает меня надменным взглядом и, наклонив голову, надувает губки.

– Ох, милая, все так сначала думают. Но в конце концов мы начинаем реально смотреть на вещи.

Крисси ничего не говорит, однако ее холодное, бесстрастное выражение задевает что-то во мне. Какое-то мимолетное, почти незаметное ощущение, от которого все внутри сжимается.

Все, что мне известно, – я не желала бы достигать той черты, когда неверность считается чем-то «второстепенным».

Позже, когда Престон везет меня обратно в Талли-Холл, я поднимаю этот вопрос. Раз уж Мелисса и Крисси не брали с меня клятву молчать, я не чувствую угрызений совести и спрашиваю:

– Ты знал, что Мелисса и Крисси думают, будто Себ изменяет Крисси?

Он даже ухом не ведет и, переключая передачи, едет дальше по извилистой дороге вдоль кампуса.

– У меня были такие подозрения.

Я пытаюсь не хмуриться.

– Это правда?

– Я не спрашивал, – говорит он, а затем, несколько секунд спустя, добавляет: – Хотя я бы не удивился.

Неважно, был ли Престон на той вечеринке на яхте или знает ли об этом конкретном случае. Он не стал бы предавать друга, если бы верил в такую возможность. И это все, что я хотела узнать.

– Она даже не злится. – Я качаю головой, не в силах поверить в это. – На самом деле, никто их них. Такова цена, как они говорят.

– Я понял.

Престон заезжает на стоянку возле моего общежития, потом снимает солнечные очки и смотрит мне в глаза.

– Об этом уже несколько недель шепчутся. Себ с Крисси решили игнорировать сплетни. Вот что мне известно. Честно говоря, это не такая уж редкость.

– Измены не редкость?

По мне, так измена – это оскорбление. Словно заявляешь своему возлюбленному: «Я люблю тебя недостаточно, чтобы хранить верность» или «Я недостаточно тебя уважаю, чтобы отпустить». Это самая худшая ловушка.

Он пожимает плечами.

– Для некоторых людей.

– Давай не будем такими людьми, – умоляю я его.

– А мы и не такие. – Престон склоняется над приборной панелью, прикасается к моему лицу и нежно целует. Когда он отстраняется, в его бледных голубых глазах сияет уверенность. – Я был бы полным идиотом, если бы рисковал нашими отношениями, детка. Хорошие жены на дороге не валяются.

Думаю, это должно быть комплиментом, но тот факт, что он использовал ту же самую фразу, что и Мелисса, вызывает у меня тошноту. Если я типичная «женушка», значит, у него есть «Мэрилин»? Или несколько «Мэрилин»?

Меня охватывает разочарование. Я проклинаю Мелиссу и Крисси за то, что из-за них я теперь сомневаюсь в искренности его чувств.

– Так я хорошая жена, а? – подначиваю я Престона, пытаясь заглушить свое беспокойство. – Почему же?

– Хм, ну… – Его губы путешествуют вдоль моей щеки к уху, а после ощущаю, как он дразняще прикусывает мочку. – Потому что ты горячая. И умная. У тебя есть голова на плечах. Ты невероятно горячая. Ты верная. И еще раз горячая. Конечно, раздражает, что ты столько споришь, но…

– Эй, – протестую я.

– …но ты не споришь насчет главного, – заканчивает он. – У нас одинаковые цели в жизни. О, кстати, я упоминал, что ты горячая?

Его губы снова касаются моих. Я целую его в ответ, хотя и немного растерянно. Все, что он перечислил, было очень мило. Так мило, что от чувства вины на языке какой-то горький привкус, ведь я точно настоящая стерва, учитывая всю эту историю с Купером.

Дружба не обман, даже если твой друг очень привлекателен. Но что, если измена притаилась где-то рядом?

Нет. Конечно, нет. Переписку с ним нельзя считать изменой. Мы же не посылаем друг другу голые фотки и не описываем свои сексуальные фантазии. После вчерашней ночи у нас с Купером сложилось четкое представление, где проходит грань. И больше, чем когда-либо, я уверена, что не стану ее пересекать.

Я иду в общежитие, когда на экране моего телефона всплывает сообщение от самого дьявола. К нему прилагается фото, где Эван играет с щенком на пляже.

Купер: Новый план. Собака остается.

Глава одиннадцатая

КУПЕР

– Кто тут самая красивая девочка на свете? Ты? Я думаю, это ты! Посмотри-ка на себя, ты просто маленький очаровательный ангелочек! Так бы и съел тебя, до чего ты идеальная, моя красивая крошка.

Детский лепет, вырывающийся из уст моего взрослого брата-близнеца, просто позорище.

Как и объект его обожания. Новый член семьи Хартли расхаживает по кухне, словно вожак стаи. Что в целом правда, поскольку она крутит Эваном, как хочет. Что касается меня – я не собираюсь влюбляться в первое попавшееся милое личико, которое увижу.

– Чувак, – предупреждаю я. – Сбавь-ка темп. Ты себя позоришь.

– Ну посмотри, какая она красавица. – Он поднимает собачонку с пола и тащит ее ко мне. – Погладь ее. Она такая мягкая и пушистая.

Я покорно глажу ее золотистый мех, уход за которым, к слову, стоил целых пятьдесят баксов, так что он просто обязан быть мягким