Несколько секунд размышлений, и Мерелли принял решение, в котором на тот момент он вовсе не был уверен. Сделав кучеру знак подождать, он направился к Джузеппе.

– Маэстро Верди, добрый вечер! – воскликнул Мерелли, подойдя ближе.

– Синьор Мерелли… – Верди был явно застигнут врасплох.

Мерелли как будто не видел жутковатого обличия Верди, не говоря уже о том, чтобы показать какое-либо удивление от их встречи. Великий импресарио надел на себя маску обыденной приветливости.

– Вы совсем замерзли, мой друг. Сегодня утром мне подарили несколько отличных бутылочек Ros Solis. Должно быть самое то! Вы просто обязаны попробовать.

С этими словами Мерелли взял под руку совершенно не готового к такому повороту событий Джузеппе и практически поволок его в театр.

И вот Мерелли уже сидел за своим столом и курил трубку, а Джузеппе неловко ерзал в одном из двух больших кресел перед ним. Напротив каждого из мужчин стояла изящная рюмка с ликером.

– Я требую, чтобы вы попробовали, маэстро, – кивнул Мерелли на ликер, – Мгновенно согревает и плоть, и дух!

Джузеппе сделал глоток.

– Очень недурно, и правда, спасибо.

Верди был похож на школьника в кабинете директора, ждущего, когда его отпустят. Бесспорно, видящий это Мерелли, казалось, был совершенно слеп к напряжению, царившему в комнате. Импресарио сделал несколько затяжек и как бы между делом проговорил:

– Ваш друг Солера принес на мой суд свое новое либретто, – Верди помрачнел и позволил себе закатить глаза. Как будто не заметив этого, Мерелли продолжил, – Отличный сюжет, динамично написано. Тем не менее, меня преследует ощущение, что там что-то неладно. Я был бы вам очень признателен, если бы вы соблаговолили взглянуть и развеять мои сомнения.

Мерелли бросил перед Верди стопку бумаги. На титульном листе красовалась размашистая надпись: «Навуходоносор». Джузеппе совсем посмурнел.

– Я больше не сочиняю. Ни оперу, ни музыку в целом, – жестко произнес он.

Призрак улыбки тронул губы Мерелли.

– Жаль, – доброжелательным тоном ответил импресарио, – Однако я не говорю о том, чтобы вы сочиняли оперу или музыку в целом. Я просто по-дружески прошу вас взглянуть на либретто. Я достаточно ценю ваше мнение, чтобы полагаться на него.

Ответить было нечего. Несмотря на терзающих его демонов, Джузеппе все же испытывал глубокое уважение к великому импресарио, а просьба была обставлена таким образом, что отказ расценивался бы как оскорбление.

Вернувшись домой, Джузеппе ворвался в комнату свирепым и промерзшим до костей. Он сердито бросил на стол папку бумаг, что отдал ему Мерелли. С глухим стуком приземлившись на заляпанную свечным воском и остатками скудных трапез столешницу, либретто раскрылось. Джузеппе зажег свечу, включил метроном. Погруженный в мрачные мысли, он бросил взгляд на либретто. Его глаза поймали единственную строку на раскрывшейся странице:

«Лети, мысль, на крыльях золотых…»

Стоило Джузеппе увидеть эти слова, и в такт с метрономом зазвучали беспокойные трезвучия виолончелей. Глаза Верди были прикованы к странице. Неужели он, и правда, это слышит? Неужели музыка вернулась? Неужели она опять зовет его? Виолончели вышли на маршевую мелодию, и та направилась в крещендо. Медленным движением, чтобы не вспугнуть певших струнных, Джузеппе взял в руки либретто и начал читать. Одна страница, другая, третья… Вступил оркестр и наполнил комнату воинственными призывами. Джузеппе почувствовал, как в груди разливается давно забытое и такое родное тепло.

Он прочел все страницы не отрываясь и закрыл папку с либретто. Финальные аккорды выкрикнули дерзкий клич и растворились в тишине, которую снова нарушал лишь стук метронома. Верди вернул либретто обратно на стол. Прочитанные строки шумели у него в голове, вплетаясь лианами в только что отзвучавшие аккорды. Он начал было постукивать себя по лбу, но вдруг остановился. Нет, надежда на творчество обернется лишь новым ударом. Он проклят, как и те, кто будет рядом. Джузеппе больше этого не допустит. С него хватит боли. Раздраженный, он выключил метроном и полностью одетый заполз под одеяло в постель, с твердым намерением уснуть.

Поерзав немного, опасаясь возможной бессонницы, он на удивление быстро провалился в глубокий сон. Ему снилось, что он опять молод и полон предвкушений. Рядом с ним – юная, прекрасная, еще не поблекшая от тягот и горя Маргарита. Сон унес его в тот далекий день, когда они проводили отпуск в Милане, и он впервые повел жену в Ла Скала. Тогда они смотрели балет.

Джузеппе с упоением наблюдал, как он и Маргарита, счастливые и влюбленные, держась за руки, покидают театр вместе с другими зрителями, минуя афишу: «8 сентября 1838 года, "Навуходоносор", балет Антонио Кортези». Часть сознания Верди мимолетно удивилась тому, насколько детально в его памяти запечатлелись и эта афиша, и картина вечерней людной площади под тусклыми желтыми пятнами керосиновых фонарей, и звуки, что парили над их головами.

– Ну что, жена, пришлось ли тебе по вкусу волшебство Ла Скала? – раздался собственный голос у Джузеппе в голове.

– Это… это… о, ты знал, я не найду слов… – кокетничала с ним Маргарита.

– Навуходоносор… Неописуемый балет с непроизносимым названием! – пошутил он, и раздался звонкий смех Маргариты. Джузеппе увидел ее полное искренней радости, прекрасное, любимое лицо, но мысль о том, как сильно он по нему скучал, сейчас не ранила его совсем.

– Придет день, и мое имя будет на афише Ла Скала, – опять услышал он себя.

– В этом я не сомневаюсь, – ласково ответила Маргарита, – Только убедись, что людям не придется тренироваться, прежде чем произнести названия твоих произведений.

Крики мальчишки-газетчика нарушили монотонный шум площади и прервали их разговор:

– Грандиозные празднества! Новый указ императора Фердинанда Первого! Политическая амнистия по всей Ломбардии!

Сознание Верди перенесло его внимание к скандирующему парнишке, который с энтузиазмом раздавал листовки прохожим, а те нехотя их забирали. И вновь послышался голос Маргариты:

– Библейская история порабощения евреев Навуходоносором удивительно похожа на то, что происходит с нашей родиной, тебе не кажется?

Верди проснулся в холодном поту, сел на кровати. Только что увиденные образы все еще мелькали перед глазами. Лицо Маргариты еще улыбалось ему, медленно растворяясь во тьме.

Джузеппе вскочил с кровати и начал нервно бродить по комнате, пытаясь отогнать то, что он уже и сам понимал, его не отпустит.

– Библейская история порабощения евреев Навуходоносором удивительно похожа на то, что происходит с нашей родиной, – проговорил он сам себе.

Нет, нет, нет, ему надо вернуться в постель. Он снова забрался под одеяло. Спать, ему просто надо поспать.

Тишину