Сначала не мог понять, что произошло, почему крик поднялся и хохот. Бегут за ним девчата^ руками машут. Остановился, выскочил из кабины, да так и повалился, где стоял. От радости скулы свело. С Люси глаз не сводит. Жива, здорова, выглядывает из бункера, глаза кулаками трет. Оказывается, когда с загонки тронулась, забралась в бункер, зарылась в зерно, и проспала там. Во сне услышала сигнал и думала, что все еще трудная смена продолжается… Очнуться не может, кричит спросонья: «Спокойненько, держись, Сережа!»

НЕОБЫКНОВЕННЫЕ ЦВЕТЫ

Приближался день открытия фестиваля молодежи в Москве, и девочкам хотелось поздравить Вольку с этим праздником. Уговорились поискать самых красивых и душистых цветов, чтобы поставить на ящик возле Волькиного матраца.

Повариха тетя Катя долго перебирала вслух весь цветочный запах степи и, наконец, огорченно вздохнула. Какие в такое время цветы? Вот весной…

— А я знаю! Я видела цветы, — обрадовала всех подоспевшая на разговор Фая.

Оказалось, в то утро, когда ее агрегат перебрался на новую загонку, Фая разбила очки, и ей пришлось возвращаться на стан за запасными. Конечно, заблудилась, набрела на неизвестное озеро с необыкновенно чистой и голубой водой и необыкновенными лилиями, которые покачивались среди зеленых листьев и камыша. Они были огромные, белоснежные, и даже без очков Фая разглядела, насколько чудесны цветы. Надо попросить кого-нибудь из ребят, чтобы помогли нарвать. Володька согласился добежать, с Фаей на озеро. Ради своей копнильщицы он готов был слазить не только в воду, но сделать и большее.

Еще не сошла роса, не вставало солнце, спали на стане, а Володька и Фая спешили к неизвестному далекому озеру. Озеро — спокойная водная гладь отражала голубое небо и сама вбирала его цвет. Неподвижными зелеными блинчиками лежали на воде круглые листья. Горделиво поднимались коричневые початки камыша возле самого берега. Все было на месте, а вот цветов… Необыкновенных лилий не было. Их, очевидно, успели сорвать, или Фае почудилось в то утро, возможно, она ошиблась местом?

Фая заволновалась. Не могло ей померещиться такое чудо. И место отлично заприметила: неподалеку развороченный курганчик, эти же плешинки от костров, валяется кем-то забытое проржавевшее ведерко… Вот так же и в то утро, когда она подходила к этому озеру, над ней пролетела стая диких гусей. Она замолчала, проводив взглядом косяк, сняла очки, начала протирать стекла.

Между тем птицы опустились на воду и, обрадованные прохладой, распластав крылья, начали купаться. Вот одна из них, самая крупная, с наростом на головке, похожим на коронку, о чем-то радостно заговорила, ей завторили остальные, взволнованно и громко. Птица с коронкой отделилась от компании и белой горделивой яхточкой заскользила по воде, оставляя за собой лучистый след. Вот она приостановилась и, будто поспешно кому-то поклонившись, ушла до половины туловища под воду. Минута, и между блинчиков-листьев закачались пушистые цветы, напоминающие большой величины чуть остро* конечные лилии.

Фая тихо охнула, рванулась вперед, затем поспешно нацепила очки, и… Гуси вынырнули, держа в клювах длинные илистые нити трав. Их вспугнул Фаин изумленный вскрик; взмахнув крыльями, поднимая фонтанчики брызг, они взметнулись вверх. Улетели белые необыкновенные цветы.

…Вместо лилий нарвали зрелой пшеницы с тяжелым, тучным колосом, отдающем ароматом земли и хлеба.

Это было самое лучшее, самое необыкновенное, что могла дать степь в эту пору…

НИЧЕГО ОСОБЕННОГО

Когда Севочка заявилась из дому обратно на целину, рассерженный бригадир не захотел допустить ее до работы без разрешения директора совхоза. Пришлось ехать на усадьбу. Вместе с Севой отправилась и Лида — комсорг обязан отвечать за каждый проступок своих подруг. Кстати, у Лиды были и другие дела на усадьбе: не мешало пополнить аптечку, раздобыть Вольке несколько экземпляров газеты «Советский спорт», достать для Фаи в библиотеке томик стихов Есенина.

Все дела подруги закончили быстро, стали искать обратный транспорт. Подвернулся шофер с самосвалом, но вот беда — направлялся в Кустанай.

— А вы езжайте со мной, — сказал он, — километров на пять подброшу, а там «проголосуете».

Как и обещал, доставил их парень до развилки, ссадил и посоветовал идти не прямиком по дороге, а свернуть вправо на тропку.

— Дорога-то кружит, — пояснил он, — пойдете по стежке, опять на нее выберетесь. Здоровенный косяк срежете. Здесь до поворота все равно зря протопаете. Больше на Кустанай этим путем едут…

Послушались, зашагали по стежке. Спешат, оглядываются по сторонам. Незнакомое место, безлюдное. Где-то у горизонта вьются дымки работающих агрегатов, а тут, куда не глянь, всюду целина нетронутая, лощины раскинулись да лиманы. Километра два прошли, даже струхнули. Уж больно не по душе тишина. Только ястребы да иной раз спросонья тушканчик выскочит из норы, поднимется на задние лапки, словно игрушечное кенгуру, уставится на тебя бусинками глаз — видно, люди редко здесь проходят. Ветер прошелестит, нанесет горьковатый запах дыма, успокоится, и снова тихо…

Лида первой заметила в стороне овечий гурт и обрадовалась. Решили завернуть, поговорить с чабаном; не обманул ли их шофер ради шутки— пусть, мол, поплутают девчата…

И до чего смешные эти овцы! Беспомощные, пугливые, собрались в кружки, головами внутрь уткнулись, наружу зады с хвостами выставили. Будто о чем совещаются или думают. И так могут долгие часы простоять, шевеля ушами и вздыхая.

Первым заметил подруг желтый косматый козел. Важно поднял витые, рубчатые рога, глянул единственным рыжеватым глазом, затряс бородой…

Обычно чабан всегда находится с отарой, разъезжая на лошади или отдыхая где-нибудь в стороне. А тут, сколько девушки не высматривали, так и не нашли человека.

— Подождем, — предложила Лида, — видно, отлучился на минутку. Сейчас откуда-нибудь вынырнет…

Присели неподалеку от большой серой овцы, возле которой копошились два смешных ягненка. Лобастые, на тоненьких, словно спичках, ножках, оба тихо блеяли, пытались встать и снова валились — слабые ножки не держали.

Увидев, что девушки не собираются уходить, а уселись на пригорке, козел заволновался, принялся втягивать ноздрями воздух. Забеспокоились и овцы, расстроили кружки, начали жаться друг к другу.

— Не нравится мне эта отара, — сказала Сева, поглядывая на свои часики. — Сидим уже пятнадцать минут, а чабан словно сгинул.

От директора досталось крепко, и она была не в духе.

— Может, заснул где-нибудь, — успокоила Лида, разглядывая картинки в журнале «Огонек», выпрошенном в библиотеке. — Да ты чего раскисла? Обиделась, что отругали? И правильно сделали, я бы… — Заметив, как сморщились губы подруги, она замахала рукой. — Ну, не буду. Лучше почитай «Огонек».