Шрифт:
Закладка:
— Конечно, — сказала Лилья, кивая вместе с остальными.
— Хорошо. Тогда, я думаю, мы…
— Еще кое-что, — перебила ее Лилья. — Кто в это время будет руководить расследованием?
— Я, конечно, — сказал Утес. — Кто же еще?
— Ну не знаю, — пожала плечами Лилья. — Кто-то, кто немного более…
— Утес прав, — вмешалась Тувессон. — Он будет руководить расследованием, и я надеюсь, вы все позаботитесь о том, чтобы все прошло как можно более гладко.
— Немного более что? — Утес повернулся к Лилье.
— Ничего. Забудь. Все пройдет отлично.
— Итак, начнем с разыскиваемого «Вольво». У нас есть его следы?
— К сожалению, пока ничего, — ответила Лилья.
— Я думаю, он брошен где-нибудь за пределами Бьюва, — сказал Утес. — Если бы он катался на нем по округе, мы бы давно его нашли.
— А камеры слежения? Вы уже начали просматривать записи с них?
— Пока нет. Мы все еще ждем несколько записей, но как только закончим здесь, это будет главным приоритетом. Надеюсь, машина засветилась на одной из камер.
Тувессон кивнула и потянулась за одним из термосов с кофе.
— Этот пустой, на вот, возьми, — Утес протянул ей другой термос. — Кстати, есть ли новая информация о пожаре в общежитии рядом с Квидинге?
Тувессон покачала головой, наполняя свою чашку.
— По-прежнему три человека считаются погибшими. Что, как бы абсурдно это ни звучало, можно считать хорошей новостью, учитывая то, чем все могло закончиться. Вопрос в том, можно ли сказать, что это был прямой ответ на пожар у «Шведских демократов»? Ирен, а ты как думаешь? Ты была там, когда это случилось.
— Это не может быть ничем иным, как ответом правых экстремистов.
— Что вовсе не означает, что в этом деле замешаны именно «Шведские демократы», — сказал Утес, поднимая палец.
— Это зависит от того, что ты имеешь в виду под «замешаны». Именно они разместили адреса всех общежитий на своей странице в «Фейсбуке». К тому же, не знаю, стала ли бы я называть то, что произошло у «Шведских демократов», пожаром. Даже пожарная сигнализация не успела сработать.
— Пожар остается пожаром, кто бы ни держал спички.
— Прости, но что, черт возьми, ты имеешь в виду?
— Только потому, что кто-то не согласен со «Шведскими демократами» в их политических взглядах, а преступник, возможно, принадлежит к мусульманскому меньшинству, вы не можете просто проигнорировать это дело и притвориться, что ничего не происходит.
— Конечно не можем, и я не игнорирую.
— Именно это ты и делаешь. Пытаешься высмеять всю эту ситуацию и подшучиваешь по поводу сигнализации, которая не сработала, и все такое. Но пожар — это пожар, независимо от твоей политической позиции.
— Конечно, это так. Я просто хочу сказать, что размер пожара несоизмерим со всей шумихой, которая поднялась в средствах массовой информации. Этот Ландерц был на первой полосе каждой газеты и получил в два раза больше внимания, чем поджог в общежитии.
Утес пожал плечами.
— Какое это имеет отношение к нашему расследованию?
— Нет, так дело не пойдет. — Лилья встала, как будто была слишком взвинчена, чтобы сидеть. — Это звучит так, как будто ты — один из «Шведских демократов», и, конечно, имеешь полное право быть им. Но, если мы собираемся работать вместе в этом расследовании, мне нужно знать, на чьей ты, черт возьми, стороне.
— Моя политическая позиция тут совершенно ни при чем. Напротив, именно твои политические взгляды мешают тебе быть объективной и спокойно заниматься расследованием.
— Это мне мешают? Ты все еще всерьез веришь, что это не имеет никакого отношения к расизму?
— Ирен, тебе действительно нужно успокоиться, — сказала Тувессон. — Утес прав. Наши политические взгляды не имеют никакого отношения к работе. Если у тебя с этим проблемы, боюсь, мне придется попросить тебя уйти.
Лилья ничего не ответила, но посмотрела на остальных так, словно действительно собиралась покинуть совещание. Но потом она коротко кивнула и снова села.
— Ладно, — продолжила Тувессон. — Вернемся к тому, о чем мы говорили, — пожар у «Шведских демократов». Есть ли вообще какие-нибудь подозреваемые?
— Расследование ведет полиция в Бьюве, — сказала Лилья.
— Хорошо, сможешь с ними связаться и узнать, к чему они пришли? Многое говорит о том, что это было прямым результатом убийства Мунифа Ганема.
Лилья едва заметно кивнула и сделала пометку в своем блокноте.
— Тогда предлагаю перейти к прачечной. Ингвар, как у вас дела? Вы что-нибудь нашли?
— Пока только кучу отпечатков пальцев, пятна крови и волосы. Совсем не удивительно для прачечной. Но если спросишь меня еще раз до обеда, мы там уже закончим.
— Поняла, продолжайте. Утес, ты успел рассмотреть подробнее Самиру и ее семью??
— Да, и в базах уголовных дел на них ничего нет. Напротив, они оказались образцовыми гражданами. И мать, и отец работают в здравоохранении и свободно говорят по-шведски, несмотря на то, что приехали сюда всего три года назад.
— Вот видишь, — сказала Лилья, наливая себе кофе в чашку. — Так тоже бывает.
— Напротив, я все еще далек от убеждения, что мотив именно расистский. — Утес предупреждающе поднял руку, не сводя взгляда с Лильи. — И прежде чем ты выплеснешь кофе мне в лицо, я буду признателен, если выслушаешь то, что я хочу рассказать.
— Ты можешь быть абсолютно спокоен. Я предпочитаю его выпить.
— Утес, рассказывай. Каков мотив? — спросила Тувессон.
— Педофилия.
Тувессон задумчиво кивнула.
— Сколько ему было лет?
— Одиннадцать. — Лилья повернулась к Утесу. — Почему педофилия? Насколько я поняла, нет никаких доказательств того, что это было связано с сексом.
— Что-нибудь слышно от Косы? — спросил Муландер.
— Да, я встречалась с ним вчера. Хорошо, что ты спросил, я ведь забыла показать вам это. — Тувессон протянула несколько фотографий, на которых мальчик, Муниф Ганем, лежал на блестящем металлическом резекторском столе. — Должна сказать, я никогда не видела, чтобы Коса был так впечатлен.
— Это не трудно понять. — Лилья посмотрела на одну из фотографий, где хрупкое тело было выпрямлено настолько, насколько это было возможно, но все равно лежало в позе эмбриона с ногами, согнутыми в неправильном направлении. — Страшно представить, насколько ему было больно.
— Он установил причину смерти? — спросил Муландер.
Тувессон кивнула.
— Внутренние кровотечения. Весьма многочисленные. Что делает все еще хуже, чем можно было подумать.