прясть и распутывать нити судеб. Если пряжа перекрутилась, они должны распутать её или укрепить ослабшую нитку. Но, видимо, за тысячи лет мойрам наскучила их работа.

— Выходит, чтобы не заниматься скучной рутиной, ваши родственницы решили облегчить себе жизнь и придумали вот такое глупое занятие — заставлять человека проживать сюжет книги. Так?

— Да, и сейчас я — единственная, кто прядёт новые судьбы, а не развлекается на вершине Олимпа, заставляя людей проживать чужую жизнь.

Благо в парке было прохладно, и то помогло мне опомниться от недавнего потрясения. Я задумался над словами Мойры. Она тоже молчала, глядя на мерцающие в небе звёзды.

— Как я очутился на жизненном пути Натана Хейма? — собравшись с мыслями, спросил я. — Неужто ему по книге суждено было встретить меня, соединиться со мной дружбой?

— Знаки посчитали, что вы — человек чувствительный, талантливый и больше других способны изменить жизнь Хейма, потому привели его к вам.

— Смотрите-ка, я пришёлся знакам по вкусу. Что же это за знаки, объясните, наконец!

Гречанка вдруг покраснела, непонятно, от стыда или гнева, и резко повернулась на каблуках.

— Мне пора идти. До свиданья, мсье Рууд! — сухо произнесла она.

Миг — и я остался на парковой аллее совершенно один. Госпожа Шахор исчезла так же внезапно, как появилась.

Я запутывался всё больше и больше. На лбу, скулах и шее выступил холодный пот. Чего хочет от меня эта странная женщина? Зачем хочет сдружить меня с Хеймом?

— Как же хочется превратиться в жука или бабочку… — пробормотал я, глядя на ночных мотыльков, кружащих вокруг фонарей. — Ни тебе проблем, ни забот… Опостылел весь свет, утомили эти безумные загадки!

Я думал, что, встретившись с госпожой Шахор, узнаю правду и смысл странной свистопляски с Натаном Хеймом, но, увы, знакомство с этой удивительной дамой внесло ещё больше путаницы.

Пришлось пройти пешком до ближайшего ресторана: после долгого общения с гречанкой во мне пробудился зверский аппетит. Я заказал целый горшочек жаркого по-бургундски, но сжевал его, словно простой хлеб, не чувствуя вкуса. Мысли были заняты только Мойрой Шахор и картинами судьбы, которые показал мне её помощник. Домой я явился поздно, Лили уже спала.

Я уселся на диван и мгновенно задремал. Сон был глухой, вязкий, словно желе. Мне снилось, что я плыву по морю в лодке. Волны ударялись в борта, явственно пахло морской солью и водорослями. При этом краем уха я слышал, как за окном мерно качались под ветром ветви старых деревьев, как шумели машины, проезжающие мимо моего дома.

В квартире стояла полнейшая тишина, но вскоре её нарушил тихий голос.

— Доминик, ты спишь? — позвал он.

— Нет, — ответил я сквозь дремоту.

Удивительнее всего было то, что со мной говорил мужчина. Как он попал в мою квартиру среди ночи? Я очнулся и вскочил, опираясь на диванные подушки. Передо мной стоял мой недавний попутчик по необычным странствиям — живой мертвец. Его неестественно бледная кожа, казалось, излучала тусклое сияние в темноте.

— Всем страшно и тоскливо путешествовать со мной, — мрачно проговорил он. — Никто даже не поинтересуется и не заговорит с самоубийцей, только ты обратился ко мне пару раз, за что я очень тебе благодарен. Да, я пришёл по делу, прости, что без звонка или письма, но мертвецы не сообщают о своём явлении.

Я растерянно посмотрел на него, не зная, чего ожидать от паранормального гостя. «Только бы он не разбудил Лили! Она же умрёт от ужаса», — мелькнуло в голове.

— Ну, что же, добро пожаловать. Я бы угостил вас чем-нибудь, но покойники ведь не пьют и не едят? — вслух спросил я.

Бернард улыбнулся, покачал головой, украшенной лёгкой сединой, и коротким жестом указал на чёрно-белый портрет Лили, висящий на стене.

— Со времени моей смерти прошло пятьдесят лет. До определённого возраста я преспокойно жил, работая судьёй, знался только с парижской интеллигенцией и бомондом, пока не встретил красавицу, такую же, как на этой фотографии, — с этими словами мертвец постучал ногтем по стеклянной рамке с фотографией. — Она была из деревни, я — из города. Хитрая, расчётливая и амбициозная девица предвкушала шальные деньги, которые я мог получать в качестве взяток, она надеялась, что, выйдя за меня замуж, сумеет заграбастать родовое поместье на берегу океана, доставшееся мне от покойных родителей. Более того, она решила соблазнить нотариуса, подделать с его помощью документы и стать единственной и полноправной владелицей нескольких моих имений во Франции.

Мертвец тяжело вздохнул пустыми лёгкими. Очевидно, встреча с коварной особой стала первым и самым большим огорчением в его жизни.

— Не прошло и года после свадьбы, как я вбежал в нашу с ней спальню с пистолетом. Горничная, честная и справедливая женщина, которую я считал полноправным членом семьи, поведала мне, что Лилиана под руку повела в комнату мужчину — моего лучшего друга. Даже кухарка знала, что моя жена не стеснялась связи на стороне и в открытую встречалась с Пьером в моём же доме.

— Право, это безумие, — прошептал я.

— Двумя пулями я попрощался с предавшим меня коллегой и неверной женой, которую когда-то любил до беспамятства. Две корзинки цветов украсили их могилы.

— А третья пуля была предназначена для вас? — спросил я замирающим голосом.

— Третья? — весело, с ребяческой шутливостью переспросил неживой гость. — Третьей не было. Было снотворное, с которым я перестарался.

Горький смех Бернарда звучал жутковато, словно уханье совы. Я невольно вспомнил, как в детстве мы с Сержем «на спор» забрались ночью на старинное кладбище. Точно так же ухали совы, гнездившиеся там в дупле столетнего вяза.

— Ночи стали для меня невыносимыми: сначала раздражали кошки, вопящие на крышах, затем выводили из себя птицы, с криком носившиеся в воздухе, а потом мой разум тревожила она — Лилиана, неслышно скользившая по полу в белоснежной ночной рубашке. Перед её приходом тоскующие псы выли на луну. И я стал мечтать о покое. Потому что в тюрьме, в каждом уголке моей камеры постоянно раздавались её шаги. Я заставлял сокамерников прислушиваться к робким шагам моей покойной жены и смотреть в оба, не сомневаясь, что дух Лилианы — настоящий и он просит приютить его и помочь наказать обидчика, то есть меня. Я трясся в ужасе, но остальные заключённые лишь потешались над моим безумием. С первой розовой полосой на небосводе дух Лилианы улетучивался. Мой разум мутился от недосыпания и страха. Не помня себя, я принял горсть снотворных таблеток, от которых не проснулся.

В голосе мертвеца я слышал раскаяние, досаду, стыд.

— Истинный судья, отличавшийся умом и гипертрофированным чувством справедливости, религиозный, честный, привлекательный и жизнерадостный зрелый человек женился на змее, — с