открытые Дэвидом Дугласом. Хорек не сомневался, что последняя особь произведет неизгладимое впечатление на китайцев, обожающих все хвойные сорта. Не были забыты и кустарники, особые надежды Хорек возлагал на цветущую смородину. Одно это растение, поведал он Полетт, окупило все затраты мистера Дугласа на первую американскую экспедицию, но еще никто не додумался привезти его в Китай.

Хорек намеревался обменять всю эту американскую флору на представителей китайского растительного мира, не известных на Западе. Полетт сочла идею остроумной и оригинальной, но Хорек решительно отрекся от ее авторства.

— Вы слыхали об отце Д’Инкарвилле? — спросил он.

Полетт задумалась.

— Не в его ли честь названа инкарвиллея, у которой чудесные цветки колокольчиками?

— Именно так. Иезуит Д’Инкарвилль несколько лет провел в Пекине при дворе императора. Его перемещения, как и всякого иностранца, были очень строго регламентированы: ему запрещалось собирать растения за пределами города, не разрешалось и посещать императорские сады. Дабы изменить ситуацию, он придумал ботанический обмен: по его просьбе из Франции ему прислали тюльпаны, васильки и колумбины. Но не они пленили императора, а скромная недотрога.

— Коли так, почему ее нет в нынешней коллекции?

Вид озелененного брига создавал о нем ложное впечатление, ибо этакий облик ему придал не безумный ученый или блаженный мечтатель, но усердный садовник, который, не утруждаясь размышлениями, решал практические задачи и считал Природу собранием головоломок, верное решение коих обеспечит ему хорошую прибыль.

Полетт прежде никогда не сталкивалась с подобной позицией. Для отца, всему ее обучившему, любовь к Природе была своего рода религией, этаким духовным подвигом: он верил, что в попытке познать жизненную суть всякого растения человечество сумеет выйти за искусственно созданные пределы земного мира. Ботаника была его Библией, а садоводство — формой богослужения; в посадке семян и обрезке деревьев Пьер Ламбер видел не просто уход за садом, но духовный труд, способ общения с бессловесными формами жизни, понять которые можно лишь через тщательное изучение их собственных средств выражения, их языка цветения, роста и увядания. Только так, наставлял он дочь, человечество сможет постичь жизненные энергии, составляющие Дух Земли.

Взгляд Хорька на мир был совершенно иным, но, как ни странно, сам он вписывался в естественный порядок вещей лучше, нежели отец Полетт. Подобно старому корявому дереву, вцепившемуся в каменистый склон, он был непоколебим в своей решимости урвать жизненные соки, чем и нажил богатство, которое для него ничего не значило: к роскоши он был равнодушен и большие деньги считал источником не покоя, но хлопот, этакой обузой, вроде мешков с капустой, в подполе хранимых на черный день.

Узнав Хорька лучше, Полетт поняла, что позицию ботаника сформировало его детство. Сын корнуоллского зеленщика, родился он в продуваемом ветрами домишке на окраине приморского Фалмута. Отец его некогда был матросом на юркой «фруктовой шхуне», связующем звене между садами Средиземноморья и рынками Британии, но несчастный случай, искалечивший его правую руку, заставил изменить образ жизни: он стал торговать с лотка овощами и фруктами, часть которых ему поставляли бывшие сослуживцы. В семье Пенроузов было пятеро детей, но жизненные обстоятельства позволяли им посещать школу лишь урывками: когда мальчики не помогали отцу, они подрабатывали на соседних фермах. И вот так юный Хорек привлек внимание приходского врача, который на досуге увлекался естествознанием: приметив, что парнишка имеет подход к растениям, он дал ему учебники по ботанике, чем разжег в нем аппетит к самообразованию. Все это сослужило добрую службу, когда Хорька самого взяли матросом на «фруктовую шхуну». Он быстро обучился уходу за нежным средиземноморским грузом: апельсинами, сливами, хурмой, абрикосами, лимонами и фигами. Как и на других торговых суднах, команда имела право загрузить кое-что для себя с целью дальнейшей продажи. В тихую погоду Хорек использовал свою квоту для провоза саженцев фруктовых деревьев и садовых растений, которые при заходе шхуны в Лондон сбывал задорого.

Он не изменял выбранному курсу, который помог ему сколотить состояние. За годы терпеливого труда питомник Пенроуза стал лидером в мире британского садоводства, и отойти от дел даже на время было непросто. Поставщик экзотической флоры, Хорек прекрасно понимал, что садоводческий бизнес как никакой другой требует постоянного обновления, ибо, во-первых, всякий новый цветок, поначалу воспринимающийся благородной редкостью, уже через короткое время считается заурядным сорняком, а во-вторых, рынок все больше заполняли безжалостные конкуренты. Наиболее опасным соперником фирмы «Пенроуз и сыновья» был, пожалуй, питомник Вейча в соседнем Девоне: в неустанном поиске новых видов он то и дело снаряжал исследовательские экспедиции. Хорек тоже профинансировал несколько таких разведок, но с одинаково печальным результатом: одни посланники смылись с его деньгами, другие сошли с ума или умерли страшной смертью, третьи вернулись с добычей, не имевшей никакой ценности. Один такой юный разведчик из Корнуолла утаил самые ценные находки, а после продал их фирме Вейча. Предательство стало тем горче, что конкуренты были не коренными местными жителями, но переселенцами из Шотландии.

Сей опыт научил Хорька, что все нужно делать самому, так будет дешевле и лучше: ведь когда-то он, стесненный в средствах новичок, в южном Китае лично собрал экземпляры, принесшие наибольший доход его питомнику. Он понимал, что достигнет большего, отправившись в Китай на собственном судне, но такая поездка заняла бы, самое малое, два-три года и не могла состояться без предварительного улаживания всех семейных дел. Женился он поздно, а жена безвременно скончалась, оставив его с тремя детьми — мальчиками-близнецами и дочкой, много моложе братьев. Сбагрить детей родственникам было немыслимо, а брак по расчету, который обеспечил бы их заботой, выглядел еще хуже. И потому Хорек был вынужден отложить свои планы до той поры, когда подросшие сыновья смогут войти в семейное дело. Пока же он тщательно готовился к путешествию и даже по собственным эскизам построил корабль, который назвал в честь родного города покойной жены.

Сыновья Пенроуза были ребята смышленые — толковые в деле и весьма здравомыслящие. Из рассказов их отца Полетт поняла, что единственное, чем они его огорчали, так это полным отсутствием интереса к ботанике и естествознанию вообще: для них растения ничем не отличались от дверных ручек, колбасы и прочего, что можно продать по рыночной цене.

И только Эллен унаследовала отцовский интерес к природе, но это было лишь одной из причин особой любви к ней. (Внешне, рассказывал Хорек, она была вылитая мать, Кэтрин, лицо которой он называл «самой красивой частью ее тела».) Далеко не крепышка, Эллен настояла на своем путешествии вместе с отцом. Хорек попытался ее отговорить, перечисляя опасности долгой поездки, но дочь привела пример Марии Мериан, легендарного иллюстратора,