На следующий день Ромка принял решение, круто изменившее его жизнь. Оно далось неожиданно легко – как любой компромисс. Он сидел в читалке и невидящими глазами смотрел в «Капитал» Маркса, как вдруг, из ниоткуда, в голове появилась злая и отчётливая мысль: «Ну что ж, пора проверить, на что ты способен, кроме красивых слов. Пойди и заработай! И переведись на дневное! Пусть все убедятся, что ты не неудачник и можешь взять жизнь под уздцы! Сначала докажи, что способен на малое, прежде чем браться за большое!» Это простое решение сразу успокоило его. Мол, я не отказываюсь от благородной цели вовсе, я лишь разбиваю её на этапы. Решив так, он испытал облегчение, словно сбросил моральный груз, который тащил всё последнее время.

* * *

Черёмушкинский рынок бурлил.

– Послушай, дорогой, ты почему такой жадный? Не хочешь по три – давай по два пятьдесят сделаю. Два килограмма возьми, да? На здоровье экономить нехорошо. Витамины сейчас очень полезно. Осень, да!

Резо умел продавать и торговаться. Наверное, он умел это лучше всего в жизни. Скорее он не умел не торговаться. Сколько себя помнил, всегда что-то покупал и продавал. С девяти лет помогал отцу выращивать цветы в теплице в родной Абхазии. С двенадцати уже был на подхвате у него на рынках России. Тогда они работали вахтовым методом: вырастил, отвёз, продал. Всё его детство прошло на рынках, в школе почти не появлялся – отец исправно благодарил учителей.

Потом, когда подрос, он понял, что самому выращивать цветы не обязательно – это самый трудозатратный и наименее выгодный процесс, можно покупать у соседей. Главное – продавать, наиболее прибыльный и приятный этап операции. И он наладил бесперебойный конвейер: кто-то покупал цветы в Грузии, кто-то привозил, а он только стоял на рынке и торговал, снимая сливки со всей цепочки. Отец беспокоился, он ещё помнил сталинские времена и боялся, как бы чего не случилось. Резо подсмеивался над ним в душе, внешне проявляя необходимую сыновнюю почтительность. Постепенно он забрал в руки весь бизнес. Отец отошёл от дел, сидел в своём частном доме с садом под Сухуми, попивал домашнее вино, катался на чёрной «Волге» – несбыточной мечте любого советского человека – и гордо рассказывал всем вокруг, включая руководство города, какой у него умный и деловой сын.

Со временем к цветам добавились цитрусовые и орехи. Дела шли в гору. Тем неожиданнее случилось то, что случилось. Он даже не понял, откуда прилетело – просто в один совсем не прекрасный день на его руках защёлкнули наручники. Не передать, как он натерпелся в зоне. И это ещё он хорошо чалился – грел блатных, ладил с администрацией. Но Коми АССР – совсем не Сухуми. И даже не Москва. Вот есть же мерзкие места на Земле. К счастью, отец не сидел сложа руки. Это было невероятно трудно и баснословно дорого, пришлось даже продать «Волгу», но он откинулся, не отмотав и половины срока. А если бы не вышел тогда, то не вышел бы вообще. Неприятный мокрый кашель и сейчас будит по ночам. Туберкулёз, или «тубик», бич советской пенитенциарной системы, особенно зол к южным людям. Как ни страшно было начинать всё сначала, а куда деваться – денег в семье практически не осталось, не на работу же устраиваться.

Он первым приметил высокого паренька с пакетом в руках. Тот не был похож на покупателя. Одет скромно, вряд ли мандарины ему по карману. Но реклама – двигатель торговли, а скромняги порой попадаются вполне платёжеспособные – может, кто из близких заболел.

– Ай, дорогой, посмотри, какие мандарины. Хочешь попробовать?

– Нет, спасибо! А вам джинсы не нужны? Как раз ваш размер.

– Покажи, да.

Парень протянул пакет. Он раскрыл его под прилавком. Внутри оказались индийские джинсы. Джинсы он хотел, но не такие, а настоящие, фирменные. Но и эти в Грузии можно было толкнуть рублей за двести как минимум. Привычный к созданию различных схем мозг тут же сформулировал интересный вопрос: а почему он сюда везёт товар, а обратно едет налегке, с бабками в кармане, просто тратясь на дорогу? Это же неэффективно. А что, если?…

– Нет, индийские не катят. Дешёвка! – паренёк заметно расстроился. Сразу видно – лох. – Сколько просишь за них? – спросил как можно равнодушнее. Типа просто абстрактный интерес.

– Сто пятьдесят. Но за сто тридцать отдам.

– Ты что, с дуба рухнул? Им сто – красная цена. И то в базарный день!

Как не был Ромка прост, но что-то щёлкнуло в мозгу, и он на автомате очень убедительно ответил:

– У них сто – госцена в магазине, – хотя сам взял за шестьдесят, три часа отстояв в очереди и потратив все свои сбережения и ещё десятку, занятую у Олега.

– Ладно, за сто двадцать возьму племяннику, – словно нехотя протянул усатый торговец в кепке размером с небольшой аэродром.

Сошлись на ста двадцати пяти. Деньги перекочевали в Ромкин карман. Пакет остался под прилавком. После чего Ромка степенно купил два килограмма мандаринов, не догадавшись поторговаться. Он уже собрался уходить, когда продавец как бы невзначай бросил:

– Будет ещё что-то – неси. У меня родственников много, всё заберу.

Ромка молча кивнул. В этот самый момент он понял, что равнодушие усача деланное – он заинтересован в сотрудничестве. Просто разыгрывает роль, чтобы сбить цену.

* * *

Он быстро освоил нехитрую науку «купи-продай». Как ни странно, совесть не мучила. То есть совсем. Может быть, потому, что товар сбывался не конечным покупателям, а посредникам. К Резо скоро прибавились и другие – такие же искушённые в торговле посланцы южных республик. Он находил их на рынках и старался обставить всё так, чтобы они не узнали друг о друге. Это преследовало две цели. Во-первых, он устраивал между ними негласный аукцион. Иной раз цена на один и тот же товар разнилась у Резо и Ашота, например, в полтора раза. Что-то считалось более модным в Грузии, что-то в Армении или Азербайджане. Да и просто от настроения покупателя зависело. Во-вторых, а точнее, во-первых – это безопасность. В статье 154 УК РСФСР от 1960 года говорилось: «Спекуляция в виде промысла или в крупных размерах наказывается лишением свободы на срок от двух до семи лет с конфискацией имущества». Крупный размер начинался от тысячи рублей, и он превысил его очень быстро. Вот как это произошло.