Это была совсем другая милиция в другой стране, но нечто общее, некие принципы работы и взаимодействия с народом, уловить можно.

— Всё на сегодня, — деловито подытожил участковый, одевая колпачок на чернильную ручку и закрывая папку, — в настоящее время вопросов не имею. Возможно, позже придётся уточнить данные…

— Распишитесь, Людмила Львовна, — протянул он матери папку, и та подмахнула всё, не глядя… даже не попытавшись прочесть!

Чёрт… надеюсь, покореженная физиономия не даст прочитать моих чувств, но это даже не наивность… это глупость! Ладно, в этой ситуации, кажется, милиция с парторгом на нашей стороне… но это сейчас! Пообещав себе поговорить на эту тему с отцом (уж он-то должен понимать!), я слегка успокоился.

— Всё, граждане… на выход! — врач мягко, но решительно начал выталкивать присутствующих прочь, — Вы так мне изрядно накурили и натоптали! Всё, всё…

— Людмила Львовна, — выпроводив посетителей, обратился он к маме, — давайте я вам пока давление померяю.

Пока он проводил привычные процедуры, я всё также сидел на кушетке, поглядывая в окно в ожидании, пока мне подготовят место в палате и закончат с записями в медицинской карточке.

— Повышенное, — озабоченно цокает языком медик, — сейчас я вам накапаю.

«— Корвалол и валокордин, — мрачно констатировал я, провожая взглядом пузырьки, — замечательно! О зависимости от фенобарбитала и его побочках, полагаю, пока не слышали… А главное, и говорить бесполезно».

Минут через пять он убедил маму, что ей не стоит оставаться в больнице, весьма убедительно попросив её успокоить мужа, и позже, ближе к ночи, навестить меня, а заодно принести чистую одежду.

— … сейчас не надо, Людочка, ну что вы… — пижамы у нас есть… Да, да… покормим, а как же! Сами же знаете, столовая у нас отличная! Сами же успели поработать!

Выпроводив наконец мать и закончив оформление, Малеева отвела меня в палату на восемь коек, четыре из которых были заняты, но впрочем, весьма условно. На одной, сложив жилистые, дочерна загорелые руки на впалом животе, с блаженным видом всхрапывал немолодой, давно небритый мужчина, а три другие койки были пусты, но явно обитаемы.

— Вот твоя койка, — сурово сказал она, указав пухлым пальцем, — а пока давай, помоешься как следует!

Мылся я под наблюдением «Чего я там не видела» Малеевой, и… было чертовски неловко, потому как юношеские особенности организма, они порой так не вовремя! А она, зараза, ещё фыркать взялась и глаза закатывать…

Чёрт, ну и дура! Был бы я обычным подростком, через пару фырков травму на всю жизнь получил бы… Правильно ей врач говорил — дура!

У тебя медицинский стаж чёрт-те какой, а за это время ни эмпатии, ни понимания элементарной психологии не выработалось? А если вспомнить о её дурной инициативе… Профнепригодность, однозначно!

В плату я вернулся чистый и пунцовый от смущения, а комментарии вернувшихся мужиков добавили мне красок. Усаживаясь на уже заправленную постель, я ощутил, кажется, все мышцы…

Раньше ведь сперва адреналин, потом просто не до того, вроде как вся эта боль, потянутые связки и прочее где-то в отдалении, на периферии. Ох как болит…

— Сало будешь? — прервал мои размышления коренастый молодой тракторист, смутно знакомый по остаткам памяти.

— Всё будет, — решил за меня проснувшийся мужик, — Не обедал ещё? Вот и хорошо! Здесь отлично кормят, но вот сала и пряников в меню не предусмотрено.

— Савелов? — поинтересовалась добродушная санитарка с тележкой, подслеповато заглянувшая в палату.

— Он самый, — отозвался за меня тракторист, — заезжайте, тёть Нин!

— Ум-м? — едва попробовав первую ложку супа, я приподнял бровь, ощущая, как расправляются все мои вкусовые сосочки. Насколько скверно кормили в райцентре, настолько же хорошо кормят в местной больнице!

«— Вот почему мама даже не заикнулась, что принесёт мне поесть!» — пришло ко мне понимание, и я заработал ложкой, стараясь не частить. А уж когда мне подвинули сало с прожилками, обвалянное в чёрном перце и чесноке, и кусок порезанной копчёной оленины, на какое-то время я впал в совершеннейшую нирвану!

Даже чай в больнице был не привычный, пахнущий веником, отдающий лекарствами и тоской, а заваренный на каких-то травах. Ещё бы и сахара в него клали поменьше…

— Да не стесняйся! Ты бери, бери сало… Когда болеешь, витамин С — самое то.

— Сало и самогон! — гоготнул другой, разваливаясь на кровати с «Советским спортом» месячной давности.

— Покурим? — подмигнул тракторист, отзывавшийся, несмотря на молодость, на «Кузьмича».

— Погулять? — рассеянно переспросила медсестра на посту, оторвавшись от вязания, — Ещё две петли… да можно…

— Только со двора не ногой! — опомнилась она, когда мы уже выходили.

— Помним! — отозвался Кузьмич, доставая папиросу.

Устроились на лавочках, стоящих среди невысоких кустов жимолости, под которыми было полно осыпавшихся лепестков.

— Куришь? — осведомился дядя Валера, встретивший меня в палате храпом.

— Ну… — неопределённо пожал я плечами.

— На-ка, раз так… — он протянул мне пачку «Севера» и дал прикурить. Затягиваясь, я пообещал себе бросить… но потом. Ну или просто поменьше курить.

Сейчас я смутно ощущаю, что не стоит… и дело даже не в том, что ломать все привычки разом может быть опасно. Просто… не уверен, но то, что мне просто дали папиросу и позвали курить взрослые мужики, это, некоторым образом, признание.

Подростки здесь курят буквально поголовно, и все об этом знают. Но соблюдая некие правила игры, одни вроде как таятся, а другие — не замечают.

Даже если кто-то курит дома, на кухне при родителях, в посёлке, при взрослых — ни-ни! Не при всех, по крайней мере. Не открыто.

Общественность, какая ни есть, реагирует на это как и положено, а более всего реагирует школа, директор которой обладает немалой власть. У них установки на воспитательную работу, и, воздействуя через профкомы, Комсомол и Партию, они могут сильно надавить как на самого школьника, так и на его родителей.

Хорошо это или плохо? Думаю, когда как… Позднее разберусь.

Мужики заговорили о своём, перемежая работу с бабами, пьянками, охотой и рыбалкой, причудливо сочетая всё это, порой даже в одном предложении. Несколько минут спустя вокруг собрались едва ли не все пациенты мужского пола, и я незаметно вздохнул… Судя по взглядам, бросаемым на меня, мужики ждут интересного, и значит, мне сейчас предстоит стендап на предложенную залом тему.

— … и вот так вот, с ноги? Покаж! — глас народа требователен и азартен.

Встаю, объясняю диспозицию, расставляю «сволочей», показываю…

— А этот в ноги? Вот так? — невысокий, но кряжистый мужик, некоторым образом знакомый с борьбой, пытается разобрать драку на детали.

— Нет, под левую ногу, — поправляю его.