Шрифт:
Закладка:
— Что за человек был Колечанский, как вы считаете?
— Не знаю, на какие средства он жил, но мог много времени и денег тратить на свои рыбацкие снасти. Он сам делал поплавки, и в общем-то они оказывались лучше тех, что продаются в магазинах.
Зеленка заметил, что голос Силади потеплел.
— В самом деле? — с интересом спросил он, как бы подбадривая собеседника.
— Был у него один поплавок, так тот радугой сверкал на солнце! Особенно, когда рыба снасть трогала. А вы знаете, что при ярком солнце очень трудно следить за поплавком? Так вот, его поплавок был виден при любом освещении! Я попробовал сделать себе такой, но не нашел подходящего стекла. Попросил у него, а он только посмеялся надо мной. Сказал, что у него самого только один такой поплавок и что подобного стекла ни мне, ни ему больше не найти.
— А где же он сам приобрел такое стеклышко?
— Так и не открыл. Хотя мне очень нравился тот его поплавок… — Силади произнес эти слова мечтательно, задумчиво. — А вообще Колечанский был вежливый, умелый и находчивый человек. Поэтому я, между прочим, и сошелся с ним так легко. Жил он щедро, на широкую ногу, в полном комфорте. Женщины его любили. Вот, пожалуй, и все, что я могу о нем сказать.
— Коллекцию марок его не видели?
— Еще бы! Он всем ее показывал и хвастался. Но марки меня ведь не очень интересуют.
— Спасибо. Где вы находились в пятницу вечером?
— Нужно доказать алиби? — помрачнел Силади. — Но у меня к этому времени не было уже никакой связи с Колечанским. Я в последний раз и разговаривал-то с ним где-то зимой.
— Извините, но произошло убийство. Мы должны опросить всех, кто имел хоть какие-то отношения с убитым.
— Значит, вы и меня тоже подозреваете?
— Не больше, чем любого из других знакомых Колечанского.
— Понятно. Одним словом, что я делал в пятницу вечером? — Он на мгновение задумался. — У меня это был очень утомительный день. До половины шестого я был здесь. Занимался обычными делами. Домой пришел без десяти шесть. Поел, просмотрел газету. В четверть седьмого поставил варить на плиту кукурузу. Вымылся, надел чистую рубаху. Убавил огонь в горелке, пошел гулять. Гулял с семи до восьми. Потом вернулся домой. Погасил газ совсем, поужинал и вскоре после девяти лег спать.
— Вы помните так точно весь свой вечер?
— Объяснить очень просто. Кукурузу я варю полтора часа. За два дня перед тем, как идти на рыбалку.
— Говорите, гуляли? Где?
— Вот этого я уже не помню.
— Как же так? Помните все до минуты, что делали, а маршрут прогулки не удержали в голове?
— Я, когда гуляю, думаю. И не очень примечаю, что вижу по пути.
— Вы охотитесь?
— Нет.
— Недавно вы не ездили в Веспрем?
— А это откуда вам известно? — изумился Силади.
— Свои источники информации мы обычно не раскрываем. Итак, что можете сказать по этому поводу?
— Ездил неделю тому назад. В понедельник. Отправился утренним поездом, вечерним вернулся.
Зеленке не понравилась противоположность ответов Силади. То этот химик мог с точностью до минуты расписать, как он провел свой вечер в пятницу, а вот о поездке в Веспрем говорит бегло, ничего не уточняет. Однако он подавил в себе искушение проверить память господина учителя химии: зачем усиливать его подозрительность? Выяснение деталей он решил оставить до поры, когда придется этого химика допрашивать официально.
— У вас есть светло-коричневый костюм? — все же спросил он.
— Нет.
Раздался звонок, и в учительскую стали подходить преподаватели. Капитан Зеленка попрощался с Силади и направился к выходу.
В коридоре Зеленка столкнулся с Гизелой Литваи, которую сразу же узнал по описанию завуча.
Зеленка представился, показал удостоверение.
— Извините, если я буду говорить на тему, которая, может быть, причинит вам боль. Но моя обязанность… От кого вам стало известно о смерти Колечанского?
— От тетушки Мари. Кечкешне заходила ко мне вечером. Она и рассказала. Как это все произошло?
— Мы подозреваем, что это было убийство.
— Он долго мучился?
— Врач говорит, что смерть наступила в течение нескольких секунд. А вот кто это мог сделать?
— Не знаю, на кого и думать… Если бы я только могла вам помочь… Так что уж извините. Когда похороны?
— Поинтересуйтесь у брата или сестер Колечанского.
Литваи в раздумье проговорила:
— Да, конечно, он был не беден. И он обещал, что в день нашей свадьбы передаст в банк свое завещание, в котором я буду названа его основной наследницей. Но меня это как-то не очень интересовало. Мне был нужен он сам. Я просто хотела быть с ним вместе…
— Его вклады составляют больше трех миллионов форинтов.
— Так много? Этого я не знала.
— Теперь я еще раз повторю свой вопрос: можете ли вы кого-либо подозревать в его смерти?
— Нет, нет!
— Когда вы в последний раз встречались с господином Колечанским?
— В четверг. Вечером.
— В каком он был настроении?
— Весел, полон надежд. Как всегда…
— Ясно. Он никогда не говорил о своих врагах?
— Никогда.
— А кто вас с ним познакомил?
— Мой коллега Мартон Силади.
— Какого мнения вы о Силади?
— Он ухаживал одно время за мной. Но он мне не нравился, — немногословно отвечала Литваи.
— А о Кечкешах?
— Опа очень милая, умная женщина…
И прежде чем Зеленка смог продолжить разговор, зазвенел звонок.
— Вы извините меня, — Литваи сразу подтянулась. — У меня урок.
— И я прошу прощения, что лишил вас отдыха в перерыв.
— Пустяки, — ответила она, протянула руку и, кивнув головой, покинула Зеленку.
— Чем я могу вам помочь, товарищ Зеленка? — спросил Янош Колечанский-младший, после того как Зеленка представился и показал документ. — К сожалению, кофе не могу вам предложить. Я на заводе не отношусь к тем, кому полагается представительский кофе.
— Спасибо. Сегодня я и так выпил слишком много кофе. Вы слышали уже о смерти вашего дядюшки?
— Нет. А что, он умер? Но какое отношение к этому имеет милиция? И я?
— Он умер насильственной смертью.
— Иными словами, кто-то убил его? Интересно.
— А меня интересует, товарищ Колечанский, где вы находились в пятницу вечером?
Колечанский задумался, и Зеленка понял, что перед ним человек, который говорит всегда обдуманно, не спешит с ответом.
— Вечером в пятницу мы были с женой в кино. Кинотеатр «Звезда». На восьмичасовом сеансе.
