И Ира неожиданно для себя самой выложила ему, как ей тоскливо и одиноко, как попросту нечем заняться, как нелегко всё время сидеть в стороне, когда другие заняты и увлечены общим делом. А она словно пустое место, такая никчёмная и бесполезная.

Павлик выслушал внимательно, затем смешно надул щёки и шумно выдохнул:

– Эк тебя понесло. И всё же зря ты так! Сказала бы Денису, наверняка он что-нибудь бы и для тебя придумал.

– Что тут придумаешь? Там маршировать красиво надо, а я еле-еле ковыляю. А до этого соревнование с вашими по волейболу проходило, там тоже без ног никак. Ещё о какой-то «Зарнице» все твердят…

– Ну давай поразмыслим вместе. Вот что ты любишь делать, кроме как бегать, прыгать и маршировать?

Ира усмехнулась, потом задумалась.

– Рисовать люблю.

– Ну так это здорово! И хорошо рисуешь? – заинтересовался Павлик.

– Не знаю, – смутилась Ира.

– Пойдём, – вдруг позвал он её куда-то и снова руку подал, чтоб ей легче шагалось.

Они вернулись в клуб, где всё ещё шла репетиция. Под дружное: «Главное, ребята, сердцем не стареть. Песню, что сложили, до конца допеть…» они прошмыгнули мимо актового зала в боковую комнатку, совсем крохотную, где от двери до окна всего каких-нибудь два с половиной метра.

Почти впритык здесь уместились стол, два стула и узкий шкаф, покрытый облезлым жёлтым лаком, в углу – рулоны ватмана. Павлик по-хозяйски распахнул створки шкафа, забитого сверху донизу бумагой, коробками, баночками с кистями и мастихинами. Оглядел все это добро, потом выдернул из неровной стопки чистый лист. Пошарил в большой жестяной банке из-под зелёного горошка с надписью Globus, достал карандашик.

– Вот. Сможешь что-нибудь изобразить на скорую руку?

Ира молча села за стол, придвинула к себе лист, разгладила примятый уголок, повертела в пальцах карандаш. Что изобразить? Она оглядела комнату. Ничего интересного. А она не могла рисовать так просто, ей надо было чувствовать интерес.

– Да необязательно вырисовывать. Просто сделай небольшой набросок. И сразу будет понятно.

– Хорошо, – улыбнулась Ира.

Вот же интерес – прямо у неё перед носом.

Павлик взгромоздился на подоконник по-турецки. В такой позе она его и изобразит.

Несколько штрихов, и вот уже на бумаге проступил овал лица, затем чуть оттопыренные уши, задорные вихры. Линии скул и подбородка заострились. Нос у Павлика коротковат, но на рисунке можно сделать его и немного длиннее – ничего, художник имеет права слегка приукрасить внешность. Теперь губы – их и приукрашивать не надо. Самое сложное – глаза. Вернее, то, что в них таится. Вот у него – любопытство, азарт, беспечность.

Ира любила рисовать эмоции, не всегда, правда, получалось, но выражение Павлика передать удалось. Немного теней. Готово.

Ира протянула рисунок Павлику, и он аж присвистнул:

– Да ты настоящая художница! Нет, честно. Можно я себе его заберу? На память.

– Конечно, – засмеялась Ира.

– Спасибище! Это мой первый в жизни портрет. – Павлик как-то по-новому оглядел её. – И ты с таким талантом ещё и прибедняешься! Да тебе цены нет.

Вот так всё и получилось. Уже после обеда к ним заглянула Римма Михайловна и попросила помочь с оформлением. Только зря она Денису шпильку вставила, мол, не сумел под носом разглядеть талант. Тот и без того Иру крепко недолюбливал – она это чувствовала. А теперь и вовсе испепелил взглядом.

Но всё равно жизнь стала интереснее. Всё-таки быть полезной и нужной – очень приятно. К тому же ей дали ту комнатку в клубе, оформительскую, пусть тесную, но отдельную и очень светлую. Никто не мешает, не цепляется. Выдали ватман, гуашь, кисти – сиди себе и рисуй в своё удовольствие.

Ира и рисовала: довольные щекастые мордашки, уплетающие румяные пирожки и булочки, улыбчивых дородных поварих в белых колпаках и с поварёшками в руках, горы всевозможной снеди.

Так что чем слушать папины сомнения на её счёт, лучше она дорисует начатое. А там ещё за что-нибудь возьмётся. И уж как-нибудь протянет эту неделю. Тем более девчонки от неё отвязались, перестали задирать. В общем, терпеть можно.

14

Второй отряд ликовал, и было из-за чего: первое место за смотр песни и строя, да ещё и флаг достался им по результатам прошлой недели. И пусть накануне в турнире по футболу они проиграли первому отряду, флаг всё равно важнее и почётнее. Его вставили в кронштейн, вбитый в дощатую стену корпуса.

Вообще-то, флаг был совсем небольшой – скорее, флажок, но зато какая честь и гордость! Даже вечно хмурый Денис снизошёл до улыбки.

А Павлик с виду ничуть не огорчился, даже поздравил их радостно, правда, пообещал Денису, что через неделю флаг будет у них.

Однако прямо в понедельник у первого отряда случился крупный залёт: мальчишки ночью залезли через окно в палату девочек, а потом еще и прятались в девичьих кроватях. Вообще-то такими вылазками грешили многие, даже младшие отряды. Но обычно пробирались к девочкам ради шуток: зубной пастой измазать или попугать страшными рассказами про какую-нибудь черную руку и гроб на колесиках. Но парни из первого отряда, по слухам, с девчонками целовались. И пойманы были у них под одеялами. Причем пойманы физруком, тогда как сам Павлик где-то гулял.

Во вторник на утренней линейке Римма Михайловна устроила им всем грандиозную выволочку, ругала и позорила, а потом пригрозила мальчишкам, что отправит домой за такое безобразие. Те лишь пытались изо всех сил сдерживать улыбки и казаться серьезными. Но явно считали себя какими-то бравыми гусарами.

Ире же было неприятно до горечи. Она украдкой взглянула на Вадима – как и все, он старательно и фальшиво изображал раскаяние. Наверное, к той «белобрысой дылде» лазал. Вон и она стоит, вся из себя довольная.

К ним в палату мальчишки тоже пару раз совершали набеги. Один раз ещё на той неделе. И этой же ночью опять забрались и тоже через окно. Как будто пример первого отряда подстегнул их на подвиги. Девчонки зашипели на них, но те уверили – просто поболтать. Но потом начали хватать девчонок за ноги через одеяло, и в палате поднялся визг.

Иру не хватали. И Виту. И толстую Соню, хотя та всё равно визжала, как будто хватали и её. Видимо, мальчишкам не всех было интересно пугать. И