были толщиной чуть ли не с бедро Зирки. Между глазами было расстояние чуть ли не в локоть. А уж высота и ширина груди… В раздувающихся при дыхании ноздрях пузырилась слизь. Губы все были в пене, но в глазах светился тупой звериный разум.

- Збы-ы-ых… - просипела девушка, не решаясь обернуться.

Не раздумывая, юноша метнул копье.

Обычно он славился меткостью, силой и дальностью броска. И был уверен, что копье ударит точно зверю в грудь, пробив толстую шкуру и засев в мышцах. Но тут в самый последний миг резко наклонил голову, и наконечник с тупым гулким стуком ударился в его широкий лоб, отскочив и не причинив быку никакого вреда, разве что оставив алую точку укола.

Бык взревел, но не столько от боли, сколько от ярости. Пригнул голову еще ниже и бросился на человека.

Зирка истошно завопила, когда прямо над ее головой прогрохотали копыта. Зверь лишь потому не задел девушку, что та от ужаса упала на землю, закрывая голову руками. Но Збышеку прятаться было некуда. Развернувшись, он помчался прочь.

Поначалу без вопящей подружки ему удалось развить приличную скорость, но оторваться от преследователя оказалось не так легко. Спиной юноша чувствовал горячее дыхание разъяренного зверя. Если не случится чуда, он вот-вот будет поднят на рога.

И чудо свершилось. Впереди мелькнул просвет. Собрав последние силы, юноша наддал совсем чуть-чуть – и вылетел на крутой обрыв. И рухнул вниз прежде, чем успел понять, что произошло.

Падение вышибло из него дух. Юноша кубарем покатился по крутому песчано-земляному склону и упал на дно оврага, приземлившись в заросли болотной травы.

Падение чуть не вышибло из него дух. Но над головой затрещали, ломаясь, сучья, и Збышек рванулся вскочить, озираясь по сторонам.

Дикая Охота неслась по небу, и все темнело на ее пути. Выли собаки, бесновались лошади в стойлах. Орали петухи, метались коты, а дети начинали плакать ни с того, ни с сего, а монахи-«смертники» с удивлением и ужасом наблюдали, как трескаются над могилами надгробные плиты, спеша выпустить на волю покойников. Но вот, словно почуяв что-то, мчащийся впереди всадник повернул коня, сворачивая с прямого пути. Кавалькада устремилась за ним, и спешащий последним воин едва успел последовать за всеми остальными.

- Что же мне с тобой делать?

Словно угадав мои мысли, Родольф повернулся на бок. Жмурясь спросонья, он приподнял голову от подушки, озираясь по сторонам с таким видом, словно не понимал, где находится.

- С добрым утром, - приветствовал я его.

- А? – юноша выпрямился, опираясь ладонями на постель. Сонное лицо его выражало удивление. – Что? Да… с добрым утром. А… где я?

- У меня в келье, - любезно сообщил в ответ. – Хорошо выспался?

- Я? – мой гость посмотрел на подушку так, словно впервые видел эту деталь постельного белья – и в следующий миг проворно вскочил, торопясь привести себя в порядок. – Простите меня. Я… занял вашу постель?

- Ничего-ничего, - спать на стуле было не слишком приятно и удобно, и большую часть ночи я волей-неволей занимался делами. – Ты – мой гость, а долг каждого хозяина – создать гостю все условия для отдыха. Так хорошо выспался?

- Да, спасибо…

- Вода для умывания там, в кувшине. Полить тебе на руки?

- А? – нет, как мило он смущается и краснеет, аж любо-дорого посмотреть. – Нет, не надо. Я сам…

Родольф отошел к лавке в углу, завозился там. Было заметно, что ему непривычно действовать одной рукой. Ну, еще бы! Мальчик всю жизнь прожил в замке, где у него были слуги, которые и умыться подадут, и на стол накроют.

Я, не вставая, наблюдал за его манипуляциями, думая о своем. Вторую половину ночи, перемежая размышления короткими приступами сна, я размышлял над этим обстоятельством. У меня взрослый сын. Не маленький мальчик, не ершистый подросток, а вполне себе взрослый в чем-то самостоятельный юноша. Как удобно! Ни пеленок, ни ночных криков, ни синяков и ссадин, ни драк с соседскими мальчишками и первых уроков. То, что надо для такого одиночки, как я. У меня трое детей, но все трое долгое время знать меня не знали. Дочь – так та вообще не догадывается, кто ее отец. Луна зала меня дядей просто потому, что я считался названным братом ее опекуна. А что девочка тянулась ко мне… так просто на контрасте. Ведь Анджелин Мас до последнего терпеть не мог дочери леди Геммы. Он лишь машинально исполнял обязанности опекуна, полностью сосредоточившись сперва на служении королю, потом – на своей семье и трех сыновьях. Сын Мары, Збигнев, тоже ничего обо мне не знал. Может быть, он даже не знает, кто его настоящие родители. И только Родольф…

Родольф, сын Линды Беркана. Сын обычной смертной девушки, которая мне нравилась. Нравилась настолько, что даже после того, как открылась неприятная правда о ней – Линда оказалась ведьмой, которая практиковала черную магию и даже «для тренировки» убила собственную кормилицу, которая выдавала себя за ее родную мать – даже после этого не смог до конца победить любовь. Ибо вот он, плод нашей любви. При свете раннего утра стало ясно, что юноша очень похож на Линду. На Линду и… кого-то еще. Кого я когда-то каждое утро видел в зеркале.

Он внезапно обернулся и одарил меня смущенной улыбкой:

- Да, мне всегда говорили, что я похож на маму…

- Ты, - я сосредоточился, пытаясь разобраться в своих ощущениях, - умеешь читать мысли?

- Не знаю, - он нахмурился. – Просто я… всегда мог предсказать, что думают другие люди. Дядя Робер даже говорил, что из меня выйдет прекрасный мечник и непобедимый воин потому, что я всегда предугадываю, куда и как будет нанесен следующий удар…

- Дядя Робер… Сэр Робер Беркана? – вспомнил я владетельного герцога.

- Да.

- Он… жив? – задав вопрос, я тут же мысленно себя обругал, ибо точно знал на него ответ.

- Да. А… понимаю, что вы хотите сказать. Нет, его удалось обойти.

Родольф намекал на знаменитое проклятье рода Беркана, снять которое пыталась его мать – и не преуспела в этом. Двадцать с небольшим лет назад – весной будет двадцать один год – я побывал в замке Беркана и был тому свидетелем, заодно открыв