Я и впрямь начал засыпать. В конце концов уговоры прекратились. Часа через два (в допустимый по закону срок) меня выпустили. Я не собирался делать одно дело с Комитетом государственной безопасности.

И такие беседы велись по всей стране с лидерами повсюду возникавших демократических организаций – я написал об этом в статье «КГБ развлекается или действует» во втором номере журнала «Гласность». При Чебрикове его сотрудники без всякого стеснения говорили о своей руководящей роли в процессе «перестройки».

Нечто гораздо более серьезное произошло с известным армянским диссидентом и моим другом Паруйром Айрикяном, героически проведшем двадцать пять лет в советских лагерях. Мы-то хорошо понимали, хотя никогда не говорили об этом, что не все сидели в тюрьмах и лагерях одинаково. Но Паруйр был бесспорным героем. Сразу по приезде его в Москву, поговорив с полчаса у меня дома, мы решили продолжить разговор во дворе и тут же увидели отъезжающую от моих окон «Чайку», утыканную антеннами радиопрослушки, которая нагло поехала прямо за нами. Мы как-то смогли от нее уйти по слишком узким для большой машины дворам, но дня через три вышел номер «Известий» с громадной, чуть не на целую полосу, статьей, нас обоих разоблачавшей и безоговорочно от имени всего советского народа осуждавшей. На следующий день Паруйр был арестован.

Лену Сиротенко – жену Паруйра к нему все же пускали, и вскоре стало ясно, что никакого обвинения ему предъявлять не собираются, с ним просто, используя лубянскую атмосферу, хотят договориться, как, возможно, договорились с другими национальными лидерами о том, чтобы сделать их на время даже президентами, но, конечно, ручными. Паруйр ни на какие договоренности с КГБ не шел, ни на запугивания, ни на самые заманчивые предложения не реагировал, неделя шла за неделей, и власти попадали во все более трудное положение. Ни убить, ни судить его при всемирной известности было невозможно. Выпустить с тем, что он тут же обо всех переговорах и предложениях расскажет – тоже, и скандал разрастался. Влиятельные армянские общины в США и Франции требовали вмешательства Конгресса, Национального собрания12, видных политиков.

Ко мне приехал первый секретарь американского посольства и сказал, что советские власти обратились к послу для разрешения этой неприятной ситуации и якобы по желанию Паруйра Айрикяна просят разрешить ему въезд в США. Я ответил, что в Лефортово у Паруйра не был, что он сейчас думает – не знаю, но судя по тому, что слышал от него, эмигрировать он не хочет, хочет жить и строить новую жизнь в Армении. Думаю, не получив от него устной, а возможно, поддельной письменной, просьбы о въезде в США соглашаться на это не стоит – как можно соглашаться на насильственный ввоз в США человека, который совершенно этого не желает. Выслать Айрикяна как Солженицына, договорившись, как генерал КГБ Кеворков с правительством ФРГ, в 1987 году было невозможно, да и Рональд Рейган был совершенно не похож на немецких социал-демократов. Но добиться от Паруйра, чтобы он сам попросил американцев о визе, ни правительственные чиновники, ни генералы КГБ не смогли.

Тем временем Москву с визитом посетил Рональд Рейган. Прием для диссидентов и обед были особенно многолюдными. Я все же не только для советских властей, но и для американцев был слишком неудобен и жёсток, поэтому для приветствия президенту были выбраны более покладистый и осторожный Сергей Ковалев и отец Глеб Якунин. Меня, по-видимому, в виде компенсации пригласили не только с женой, но и с двумя детьми. Тимоша сидел рядом с Колином Пауэллом – вероятно, это был первый в его четырнадцатилетней жизни живой афроамериканец, да еще такой большой, веселый, улыбающийся и к тому же – четырехзвездный американский генерал. После обеда президент еще и надписал Ане и Тимоше карточки, а поймавший меня в дверях с телевизионной камерой Генрих Боровик попытался спровоцировать вопросами об американских деньгах – впрочем, непрофессионально и безуспешно. Из сотни или даже полутораста приглашенных на обед к президенту США были двое детей Паруйра Айрикяна – я передал послу координаты Лены Сиротенко.

Попытки с ним договориться длились месяца полтора. Его готовы были сделать президентом Армении, тем более, что он был подлинным национальным героем, но с помощью КГБ. Именно это Айрикяну и не подходило. Освобождать его было постыдно, а ни одно из государств не давало согласия на незаконный насильственный ввоз неизвестно за что задержанного человека. В конце концов его в наручниках посадили в самолет и после долгого перелета Паруйр оказался в какой-то южной стране. Оказалось, что это Эфиопия, где никого не нужно было спрашивать. Привезли его в гостиницу в Аддис-Абебе и оставили с небольшим количеством денег. Въезд в СССР ему запретили.

В конце ноября восемьдесят восьмого года в Ереване комитет «Карабах», который после высылки Паруйра Айрикяна стал центром демократического и национального движения в Армении, планировал новые всенародные митинги. На предыдущих – небывалых по численности в Советском Союзе – до миллиона человек – я не только был, мы сделали сенсационные видеосъемки, показанные всеми крупнейшими телеканалами мира. На новые митинги мы с Андреем тоже были приглашены, купили билеты на самолет, кажется, на час дня, а в девять утра я должен был прийти во французское посольство, где для нескольких диссидентов давал завтрак приехавший в Москву президент Франсуа Миттеран. Я сидел рядом с президентом, что-то говорил ему о несовпадении заявлений Горбачева и того, что происходит в стране, на что Миттеран ответил:

– Но это первый советский лидер, с которым можно разговаривать.

Возразить на это было нечего, к тому же, по моим представлениям того времени, Миттеран сам был слишком левый: социалист, в правительстве которого еще недавно было четыре коммуниста.

В Ереване мы с Андреем нашли в аэропорту Звартноц такси и поехали в Союз писателей, где размещался комитет «Карабах». Но по дороге, прямо на проспекте Ленина, нас остановил солдатский патруль, пересадил в военный ГАЗик и вскоре мы оказались сперва в помещении военной комендатуры, а потом – поскольку нам никто ничего не объяснял, никаких оснований для задержания не предъявил – оказались в штабе. Там, если не ошибаюсь, генерал Родионов объявил нам, что мы задержаны, так как въехали в расположение воинской части.

– Какой воинской части? – Мы были на проспекте Ленина…

– В Ереване с утра введено военное положение, и весь он является расположением воинской части. На время военного положения срок административного ареста увеличивается с пятнадцати до тридцати суток, и вы оба задержаны, – без суда и следствия