Но, видимо, переусердствовали ткачи лунной династии с восхвалениями и благопожеланиями, и когда отвернулось небо от своего сына, то и «счастье навсегда» прекратилось решительно и внезапно. Настолько внезапно, что церемониальное одеяние подоспело не к трону царственного мужа, а к дереву с висящим на нем господином земель. Знал ли об этом прискорбном факте облачившийся в одежду «от Кристи» человек, похожий скорее на Сократа, чем на последнего из Минов, по его виду сказать было нельзя, но выглядел он если не мудрецом, то по меньшей мере эрудитом. Об этом косвенно свидетельствовала обширная лысина, мирно лежавшая на столе, а напрямую — вытянутая перед ней рука, сжимающая томик темно-красной кожи с золотым обрезом. Томик украшало всего одно слово Plato и всего одна римская цифра V. Эту почти антикварную идиллию в мягкой, разлинованной ходом старинных часов тишине викторианского особняка нарушала всего одна видимая деталь: большой плоский монитор, холодно мерцавший каким-то видеоклипом. Видео шло без звука и не тревожило бархатного покоя большого кабинета. Неудивительно, что пронзительный крик спящего за монитором человека буквально распорол английскую дрему. А его децибелов и частот хватило даже на то, чтобы поднять Гулю, флегматичную корсиканскую суку, обычно индифферентную к выстрелам, взрывам и прочему шуму беспокойных двуногих.

Гуле досталось вдвойне: вначале по ушам проехал хозяйский кошмар, а вслед за ним из-под ног взбрыкнувшего собаковладельца в нее полетела египетская скамеечка, сделанная из крайне болезненных материалов: железного дерева и слоновой кости. Подставка для царских ног, хоть и новодел, была изготовлена тщательно и в полном соответствии с магией попрания, практикуемой фараонами Среднего Царства. Правда, вся эта египетская абракадабра вкупе с магией попрания Гулю, разумеется, волновала куда меньше, чем банальная масса и твердость подставки. А зря, будь она человеком, декор не оставил бы ее равнодушной. Скамеечка была инкрустирована двумя фигурками со связанными за спиной руками. Мотив для Египта не редкий. Но фигуры… Черную ее поверхность украшали отнюдь не рядовые враги молодого Тутанхамона, а современники владельца скамеечки. В одну из них, худощавую, с утиным носом и вытянутыми губами, очевидно, заманивали эфирного двойника второго президента России — о чем свидетельствовала падающая держава с левой стороны и сломанный скипетр — с правой. Другая же, неправдоподобно курносая для кипы на темени и повязки на рукаве, судя по всему, должна была вместить жизненную силу одного строптивого лоцмана духа, окормляющего его конкурентов. Вместить для того, чтобы избавить от нее недостижимый другими средствами оригинал.

Но если один заманивает души, другой может навевать сны, по большей части кошмары. И откуда-то из неведомых северо-восточных далей он опять явился ему — странный тягучий сон с долгим полетом над безжизненной землей. На ней до багрового горизонта — фиолетовая пустыня — с редкими развалинами и вьющимися вверх дымами. Мертвая пустошь лишь кое-где оживала ритмичным движением. Странные зеленые существа, похожие на химер, — результат дьявольского смешения комаров и гигантских богомолов — опускали серые, со стальным отливом хоботки в чавкающую землю. Существа внушали страх, поэтому он старался лететь от них поодаль. Любое неосторожное сближение — и они, резко выдернув из земли грозные рыла, с шипеньем выбрасывали их в сторону нежданного гостя. Полет продолжался уже довольно долго, но ряды стальных насекомых, отбивающих поклоно-засосы серой неприглядной земле, казались бесконечными. Достаточный для посадки разрыв в армии сосущих богомолов появился настолько внезапно, что он, повинуясь внутреннему лоцману, чуть не упал на вираже. Но разворот силой не постигаемых умом навыков был сделан мастерски, и он мягко, словно состоял не из плотной материи, а был кем-то нарисован, опустился на землю. Силой тех же неведомых ему навыков он принюхался и несколько раз подпрыгнул, взлетая, как будто дело происходило на Луне, необычайно высоко. Потом, все еще удивляясь странной программе, загруженной в свое новое тело, он стал ходить по кругу, нюхая землю через каждые пять-шесть шагов. Программа меж тем вывела его на странные трехпалые следы, вначале глубокие, затем немного помельче… Следы, к его удивлению, никуда не вели, как будто оставивший их выпал прямо из лилового неба. Не птица ли страус ходила тут до него? Вместо ответа какая-то неведомая в нем сила толкнула его на странные действия: вынудив принюхаться в одном месте с особой тщательностью, она бесцеремонно швырнула его на землю, руки за спину, клювом вниз… Получается, это он — то ли дятел железного леса, то ли перепуганный страус на бетонном шоссе. Но он не расшибся. Длинный, острый и твердый инструмент, тот, что раньше казался ему хоботом, легко вонзился в землю и стал прорастать сквозь нее, то ли как жаждущий влаги корень степняка, то ли как стальное телескопическое жало. Это проникновение в недра продолжалось до тех пор, пока чувствительный кончик не погрузился в маслянистую влагу. Еще мгновение рецепторы анализировали содержимое, а когда в мозг пришло подтверждение о том, что под ним искомый нектар, он, едва не задохнувшись от восторга, с наслаждением втянул терпкую, остро пахнущую жидкость. Яркая вспышка света изнутри озарила его, а потом в глазах стало темным-темно — так, наверное, и умирают от счастья. Пережив первый экстаз утоленной жажды, он вынул теперь уже нисколько не удививший его новый орган своего тела, сделал несколько шагов в сторону и снова погрузил стальной хобот в сочную землю. Дождавшись, когда орган наслаждения воткнется в жирную влагу, он рефлекторно вобрал в себя свежую порцию густого нектара. Это было восхитительно, божественно, но в то же время очень просто — только сосать, втягивать в себя вкусную маслянистую жидкость — и все. Ни разу в жизни он не ощущал даже отдаленного подобия этого неземного экстаза… Да, экстаза, именно экстаза. Выхода за пределы ограниченного, телесного я в океан беспредельного наслаждения.

Его оборвали — безжалостно и внезапно — резкой, пронзительной болью в носу-хоботе. Кто-то железной хваткой схватил его за самое чувствительное место и с неумолимой силой потащил вниз, в непроглядную бездну земли. Он успел открыть глаза, но перед ними ничего не было — кромешная тьма недр. Тогда он закричал… Крик разорвал обступившую тьму — и перед ним возникла грудастая длинноволосая женщина с перламутровым хвостом вместо ног.

Заснул и утонул, с ужасом подумал пробужденный и с утроенной силой рванул прочь из могильного плена.

Вмурованная в малахитовые волны письменного прибора русалка, слава Боггу, оставалась на месте, к радости несостоявшегося утопленника меняя инфернальный статус супруги мертвеца на роль дорогой безделушки.

Откинувшись в кресле, тяжело и неровно дыша, он тремя пальцами осторожно потрогал зудевший нос. Так и есть — липкий и влажный. Аккуратно ощупав мясистый форштевень, он