А, кстати, только сейчас, все же не отупев еще в конец, вдруг подумал, что небывалую для себя проявил… доверчивость. У начальство вообще не спросил, кто она такая и откуда? Только и того, что Женька сказал, принял на веру, не углубляясь. А сам — ни черта ни изучил и не выяснил!

Это что за доверчивость или безалаберность?! Даже собрался вскинуться было, как-то преодолеть эту вязкую, навязанное лекарством слабость мышц… Блин! Его в таком состоянии и она придушить сумеет, этими своими тонкими пальцами!..

И тут те самые ладошки ему на плечи легли. И он обо всем забыл! Как отрубило!

Гутника будто разрядом пробило! Новый взрыв… только не разрывающий тело на части, а как пробивающий каждый нерв, делающий его даже слишком живым, чересчур остро все чувствующим!

И дурная же, но до боли вдруг режущая мысль, что забыл… Весь затылок тоже искорежен, в рубцах, и оно наружу все, волосами не прикрыто, голое, как вывернутое наизнанку… Точно ей мерзко станет…

Дернулся… Но Дарья провела ладонями от шеи по плечам с нажимом, будто унимая этот порыв. И мелкая же, а так, ощутимо, он действительно прочувствовал, как поддается его тело. В препаратах дело? Или потому, что его настолько ведет от самой девчонки?

Пах, кстати, вообще не в курсе про миорелаксант, по ходу. Бракованный какой-то! Живее всех живых и каменно-твердый. Болит, блин, от напряжения. Х*ен поймешь, хорошо или плохо, что теперь вся боль в неудовлетворенную плотскую потребность выплеснулась?

— Не беспокойтесь, Олег Георгиевич, я шрам трогать не стану, чтобы не навредить. Разомну там, где это не должно быть опасным. Все равно полегче станет и голову отпустит, надеюсь, — будто в мозги его забравшись, но как-то иначе истолковав, вдруг выдохнула Дарья.

Он аж опешил. Попытался горло прочистить. Не нашелся, что сказать. Не спрашивать же, а не противно ли ей на такое уродство любоваться? Или она отвернулась, может, глаза закрыла там?.. Ему-то не видно, сидит, уткнувшись мордой в предплечья, которые на спинку стула сложил.

Но только попытался повернуться, как Дарья чуть придавила, заставив его тело каждой искореженной клеткой алчно впитать это прикосновение!

И вновь Олегу по плечам… Ну, не сказать, что огладила, нет. Но в кайф было то, что она делала. Действительно хорошо!

Будто узел, которого и не замечал уже за давностью существования, методично и мягко разминала. Гутник вообще к другому привык за время реабилитации. Когда лечение больше пытку напоминало… но втянулся уже. До хрипа спорить бы мог, что его спину и все эти зажимы от боли только накачанный мужик растолочь в состоянии, ведь куча шрамов и спаек…

Но нет. Что-то такое девчонка знала или умела, что и от мягких, правда, странно глубоких нажимов, у него будто тугие стальные ремни расщелкивались, пуская кровь и расслабление в мышцы.

Паха это все еще не касалось. То, что про релакс.

Вот, где Олег точно железный был. Титановый стержень, бл***. И каждое движение ее пальцев, каждый вздох, на который, будто сверхточный радар настроился, отзывался сладко-болезненной пульсацией в пылающем члене. И по фигу, что между ее ладонями и его телом ткань! Наплевать, что только плеч касается, и что рубашка на месте все еще! Восприятие такое, что она по голой коже ведет… Еще и чувствует же, что старается, прям с придыханием сопит, небось и губу закусила.

Вроде и забавная картинка в голове, а ему застонать хочется горлом от того, что в нем та будит!

Дьявол! ОН хотел ее под собой! Прямо сейчас! До ощущения жжения в руках и паху, до какой-то сосущей нужды в солнечном сплетении! И чтоб стонала она, задыхаясь, ему в ухо… Или, лучше, в рот — он бы точно не смог оторваться от этих упрямых, вечно сжатых в укоре ему, губ!.. Прикусить, облизать, втянуть в себя, царапая зубами — хотелось до жуткой, изгладывающей потребности.

Сколько же еще всего он сделать с ней жаждал сейчас!

Даже хорошо, наверное, что тело от препарата непослушное, мышцы вязкие, плавкие. Потому как сам Олег, к своему же ужасу, честно осознавал, что контроль разума и совести становится все более призрачным.

И при этом голову ведет. Странное состояние, будто уже в хлам пьяный или в каком-то чертовом трансе! Непонятное, незнакомое состояние, мысли становятся такими же тягучими, как и ток крови в мышцах спины. Странный, как позабытый привкус сладкого чая во рту, хотя никогда тот не любил вроде. Но не гадко, приятно. Вообще, если вычеркнуть из уравнения пах — до дрожи балдежные ощущения во всем. И про боль забыл, чего в последние месяцы уже и не помнил.

И тут Дарья вдруг как-то нетипично фыркнула, словно дернулась… Словно мотнув головой, Олег прям «увидел» это ее движение под закрытыми веками… С воображением у него все аж слишком хорошо сейчас было, будто мозг компенсировал то, что хозяин не давал себе наяву провернуть.

На пол, кажется, свалилось что-то мелкое от ее движения. Но Гутник не успел повернуться, чтоб глянуть, он едва глаза смог открыть, не в силах вынырнуть из этого транса, куда его загнало. Повел головой в бок…

— Ой! — вдруг тихо и непонятно выдохнула его помощница, словно с испугом…

А Олега накрыло ее волосами, будто покрывалом. Укутало слабым запахом апельсинов, мягким касанием, щекотно… Жаром опалило!

…Потом было очевидно, что заколка ослабла, упала, рассыпался ее ослабевший пучок. Он же и до этого массажа видел, что уже на одном честном слове прическа держится. Да и то, что Дарья все силы в этот свой нехитрый массаж вкладывала — ощущал.

Потом… Да, все было после логично и ясно…

Но в тот конкретный момент — это больше напоминало помешательство! Потому как в голове у него вязкий туман от коктейля аналгетика с миорелаксантом, кожа лица пылать начала там, где ее пряди скользят. И пальцы, по херу, что остатки жалкие, считай, ухватились за эти локоны так, будто свое у вора отобрать пытается, дерется за право это — держать! Крепко, властно…

Но и этому всему Гутник мог бы придумать оправдание, наверное.

А вот тому, что, заблудившись взглядом, потерявшись в этом трансе и ее волосах проговорил вдруг вслух — у Олега не было ни единого греб*ного пояснения!

— Почему сейчас только?.. Поздно… так поздно. Где ты бродила так долго?.. — выдохнул сипло