Шрифт:
Закладка:
Я ожила, вспомнив китайские иероглифы на витринах и вышитые шелка, отражавшие свет.
– Что с ним будет?
Дядя Джонни пожал плечами:
– Какая разница? Он занимает очень дорогую землю. Лучшее местоположение в городе. Вообрази, что там могло бы появиться, если бы Чайнатауна не стало. Такие отели, как «Фермонт», например. Ты ведь его видела?
– Да, видела. Если бы нам удалось изгнать китайцев… Ты только представь! У нас заканчиваются хорошие строительные площадки. А аренда элитной недвижимости… Сколько денег на этом можно сделать – на благо всем. У меня готов новый проект. Я сам его разработал. Для застройки одной из последних оставшихся площадок. Я готов привлечь профессионального архитектора, если он учтет мои пожелания. Но нет! Мистер Олдер не желает обсуждать развитие города. Не его тема! Для него главное – бередить спокойствие людей своими страшилками о взяточничестве и коррупции.
Дядя прокашлялся:
– Прошу прощения, моя дорогая. Я иногда забываюсь. Ты только приехала и еще толком ничего не знаешь об этих людях. Но для меня – как ты, верно, уже догадалась, – это тема важна.
– Мне очень интересно, дядя. Правда! Сан-Франциско предстоит стать моим домом. Думаю, мне следует знать обо всем, чем живет город.
– Такие сложные вопросы лучше оставить мужчинам, – теперь уже дядя поспешил сменить тему, и деловитость в его голосе заместило огорчение: – Мне жаль, что тебе еще не представилась возможность встретиться с тетей. В последнее время она частенько чувствует себя неважно.
– Вы ошибаетесь, дядя. Я уже повидалась с ней. Вчера. Мы вместе пили чай.
Брови дяди взметнулись от удивления вверх:
– Чай?
– Да. После того, как мы с Голди вернулись с шопинга.
– Голди тоже была с вами?
– Нет. Она ушла к себе. Мы с тетей Флоренс были сначала вдвоем, а потом пришла с лекарством Шин.
Дядя в несвойственном ему замешательстве снова опустился в кресло:
– Я ничего об этом не слышал.
Я намазала тост маслом и макнула его в лужицу сока, вытекшего из помидор:
– Мы очень приятно провели время.
– Да? И о чем вы разговаривали?
– В основном о матушке. А вам тетя Флоренс ничего не рассказывала о моей маме?
Дядя Джонни помотал головой:
– При нашем знакомстве она сказала мне, что ее родители умерли. О своей сестре она никогда и ничего не говорила. Я сильно удивился, узнав, что у нее была сестра.
– Вы узнали об этом, когда матушка прислала письмо?
Дядя нахмурился:
– Письмо?
– Голди сказала, что матушка послала письмо, и именно из него вы узнали о моем существовании.
– Ах, да! Ну, конечно! Письмо…. – Дядя постучал по газете пальцами с безукоризненным маникюром, как будто это действие помогло ему вспомнить. – Оно было адресовано твоей тете. Флосси пересказала мне его содержание и призналась, что решила послать за тобой. У меня все это просто вылетело из головы…
– А я могла бы взглянуть на письмо?
– Если оно найдется. Я понятия не имею, где оно. Скорее всего, у тети.
– Возможно, она вспомнит, куда его положила, – позволила я усомниться в ясности памяти своей тети. – Я спрошу у нее, когда мы в следующий раз встретимся за чаем.
– В следующий раз?
Я кивнула:
– Тетя изъявила желание видеться со мной за чаепитием раз в неделю. – Теперь дядя Джонни тяжело вздохнул. И я поспешила добавить: – Я пообещала Голди не ходить к ней, не переговорив прежде с кем-либо из вас. Поскольку ни вы, ни кузина ничего не знаете о ее семье («или о моем отце» – добавила я про себя), я надеялась, что смогу задать тете Флоренс несколько вопросов.
Явно взвешивая свою неуверенность, дядя Джонни помотал головой. А я подумала, насколько продуманными были все его действия, жесты и даже стиль одежды. Как будто он допускал, что за ним в любой момент могут наблюдать.
– Пожалуй, лучше я проконсультируюсь с доктором Броуном, прежде чем дам свое согласие. У Флосси проблемы с головой, путаются мысли. И ее так легко привести в замешательство! А тебе как показалось за чаепитием? Она была в ясном сознании?
– Хм… да. Поначалу…
– Тогда тебе повезло. Такое бывает не часто. – Отодвинув от себя тарелку и положив локти на стол, дядя наклонился вперед: – Позволь мне спасти тебя, Мэй, от болезненного урока. Моменты просветления рассудка у Флосси случаются редко и с большими интервалами. Независимо от того, принимает она настойку опиума или нет. К сожалению, твоя тетя – истеричка. Но это – личное дело. С тобой я откровенен – как с полноправным членом нашей семьи. Но полагаю, ты не станешь сплетничать о тете в обществе, – выразил надежду дядя.
– Конечно… – заверила я, ощущая некоторое разочарование. Мне-то думалось, что он скажет мне что-то отличное от того, что говорила кузина и чему я сама оказалась свидетельницей. – По словам Голди, тетя Флоренс изменилась так после того, как ее начали изводить головные боли…
Еще один тяжелый вздох:
– В общем-то, да. Хотя, боюсь, кое-какие признаки проявлялись и раньше.
Я смутилась: а что, если под этими «признаками» дядя подразумевал тетино решение касаемо меня? Неужели… Нет! Надо удостовериться!
– Надеюсь, мой приезд не стал для вас неприятным сюрпризом. Мне не хотелось бы обременять…
– О господи! Конечно же нет! Когда Флосси рассказала мне о твоих обстоятельствах, я первый сказал: пускай переезжает к нам.
– Я вам благодарна, дядя.
– Но твоя тетя больна, – продолжил дядя, – и я думаю, что ты поможешь ей больше, если будешь следовать предписаниям доктора. Как и все мы. Доктор предлагает давать Флосси настойку постоянно, а он, вне всякого сомнения, лучше нас разбирается в болезнях. Да и по Флосси заметно, что лечение имеет результат: она меньше тревожится, стала более спокойной.
Светлые глаза дяди встретились с моими; заметив в них печаль, я позабыла о его любовнице и поверила ему.
– Я очень хочу, что все вернулось на свои круги, Мэй. Я желаю всем сердцем, чтобы твоя тетя поправилась. Она значила для меня все. Если бы не помощь Флосси, ничего этого у меня бы не было, – кивнул на комнату дядя. – Она была прекрасной женой, и я желаю ей только хорошего. Тебе известно, с чего я начинал, Мэй?
Я помотала головой.
– Мой отец был «человеком сорок девятого года». Он приехал в Америку из Ирландии – искать золото. Но нашел лишь несколько крупинок. Он их сберег и на смертном одре отдал мне. «У меня не вышло разбогатеть», – сказал мне отец. Но талант делать деньги он узрел во мне. И пожелал мне себя проявить.
– Сейчас бы