Шрифт:

-

+

Закладка:

Сделать

Перейти на страницу:

черного остались покачиваться на месте. Басурман долго смотрел на них бесстрастным взглядом – не поймешь, огорчился или обрадовался, – затем взял половинки в левую руку, а красный – в правую, сжал – и на пол посыпалась пыль, черная и красная, которой посол очертил себя. Закрыв ладонями лицо, он протяжно взвыл – и пыль загорелась ослепительно ярко и задымила так, что степняка не стало видно. Толмач попятился к возвышению, на котором сидел князь, и перекрестился, как и все христиане, находившиеся в гриднице, а поп еще и «Отче наш» забормотал.

Дым потихоньку рассеялся, оставив после себя неприятный запах серы и конского навоза. На полу, на том месте, где сидел посол, было темное пятно, будто половицы прижгли раскаленным железом. Первым к пятну отважился подойти толмач. Он смачно плюнул, попав прямо в центр, и когда слюна коснулась пола, на колокольне ударил колокол, а с крепостных стен послышались радостные крики. В гридницу ввалился запыхавшийся дружинник и прямо с порога заорал:

– Сгинули! Все, как один! Словно нечистая слизала!

– Божья помощь прогнала неверных! – поправил поп, но никто его не услышал, потому все бросились обнимать вестника, будто это он прогнал орду.

И толмач не был обделен дружескими тумаками, довольно крепкими, другой бы не встал после таких. Когда радостные крики поутихли, князь произнес торжественно, обращаясь к толмачу:

– Большую беду отвел ты от города. В награду проси, что хочешь.

Толмач без ложной скромности выпятил грудь, пригладил усы согнутым указательным пальцем и, придав побольше простоватости лицу, сказал:

– Мне много не надо: золотой верни да шапку, что поганый извел, – он лукаво прищурил плутоватые глаза, – а к ним добавь самую малость: коня справного, оружие надежное, наряд богатый и огромную бочку медовухи, чтоб на всех, – он обвел рукой собравшихся в гриднице, – хватило!

Князь улыбнулся, подмигнул недовольно скривившемуся ключнику, изрек:

– Вдвое, нет, втрое получишь. А медовуху, – он повернулся к ключнику, – всю, что есть в погребе, выкатывай на площадь, пусть весь город гуляет да князя и толмача добрым словом поминает!

– Быть по сему! – хлопнув себя по ляжке, согласился толмач и направился к выходу, чтобы первым отведать дармовую выпивку.

В дверях его перехватил дружинник, тот самый детина, что прибегал на птичий двор.

– Слышь, толмач, скажи, как ты угадал, какой шар тверже?

– Как говорят мудрые люди: тайна сия велика есть, – бросил на ходу толмач.

– Ну, скажи, а? – не отставал дружинник. – Век не забуду, отслужу!

– Так и быть, – остановившись, произнес толмач и поманил пальцем, чтобы дружинник подставил ухо, в которое прошептал очень серьезно. – После долгих лет учебы и странствий, я пришел к одному удивительному выводу. Знаешь какому?

– Не-а, – ответил дружинник и еще ниже наклонил голову, чтобы ничего не упустить.

– А вот к какому, – четко произнося слова, будто втолковывал глуховатому, изрек толмач наставническим тоном, – красные петухи всегда бьют черных.

– А почему? – допытывался дружинник, не поняв скрытой мудрости услышанного.

– Черт его знает! – весело крикнул ему в ухо толмач и, хохотнув, заспешил на площадь, облизывая губы, словно уже осушил не меньше бочонка медовухи.

Юрий Петухов

Стихотворения

Много лет назад – пятнадцать или двадцать – я написал около полусотни стихов, лирическое повествование о первом Московском князе Данииле и незаконченную поэму «Калка». Нигде я их не публиковал. А недавно обнаружил в своих архивах, перечитал… и понял, что все они как нельзя кстати в наше страшное, черное время, в наш иудин век Впрочем, читатель и сам разберется, что к чему.

Народ

Над рекою хороводят терема.

За рекою синь лазурная ясна.

Для одних и в светлом тереме – тюрьма.

Для других тюрьма – набитая мошна.

Кто-то ищет, как кому-то угодить.

Кто-то пьет и хочет в жизни только пить.

Кто-то мудрости прядет витую нить.

Для кого-то смысл жизни – просто жить.

Для кого-то все на свете – кутерьма.

Бестолковая возня и суета.

А кому-то надоела жизнь сама.