Боюсь ли я конкуренции? Хрена лысого.

– А ты, я смотрю, подготовился, – замечает, указывая рукой на большую спортивную сумку в моей руке.

– Я ещё тот стратег, – подмигиваю и взмахиваю рукой в сторону входной двери в подъезд. Не хочу тратить время на пустые разговоры.

Ксюша лишь хмыкает, а я кладу руку на её талию и слегка подталкиваю в сторону входа. Она не спорит, идёт, послушная, и, спустя пару минут я нажимаю на кнопку вызова лифта.

– Ты же знаешь, что маньяки очень любят приставать к женщинам в лифтах? – интересуюсь, а Ксюша кивает. На меня не смотрит, словно боится то ли расплакаться, то ли рассмеяться. Мне нравится, как она смущается после моих слов, хотя всеми силами пытается мне этого не показать. – Не боишься?

– А ты будешь ко мне приставать?

Когда за нашими спинами две створки съезжаются, и лифт трогается, я ставлю свободную от сумки руку рядом с головой Ксении, а она замирает, опираясь спиной о стену.

– Ты же понимаешь, что делаешь со мной? – спрашиваю без надежды на ответ. Это риторический вопрос, но Ксюша говорит:

– Я ничего не делаю… совсем ничего.

– Ты просто существуешь, и этого уже достаточно.

– Лёгких путей не ищешь, да? – Она очень серьёзная сейчас, а я пытаюсь понять, что она чувствует, но это сложно – слишком Ксения закрытая.

– Когда легко, скучно.

Лифт возносит нас на последний этаж за считанные секунды, а я борюсь с искушением нажать на большую красную кнопку, останавливая бездушную кабинку. Интересно, если я так сделаю, снежная королева меня по яйцам или по морде двинет? Или просто окатит ледяным презрением?

Створки услужливо разъезжаются, а я беру Ксюшу за руку и утягиваю за собой на просторную лестничную площадку. Здесь светло и очень чисто, а тишина такая плотная, что можно на куски резать и к столу подавать вместо еды. Чёрно-белая плитка под ногами, как костюм арлекина, а стены белоснежные и, что удивительно, ни единым матерным словом не испорченные. Образцово-показательный подъезд, не иначе.

– А туда вообще можно? – упирается Ксюша, когда стремительно увлекаю её за собой к спрятанной в углу лестнице, ведущей на крышу.

– Трусиха, – выношу вердикт, а Ксюша снова изображает из себя гневного ежа. Но руку не вырывает, ужа хорошо. Значит, хоть немного, но доверяет. – Не устала? Сегодня был насыщенный день.

Мы поднимаемся по лестнице, а я держу Ксюшу крепко, чтобы если что-то пойдёт не так – ступени всё-таки довольно крутые, – я смог бы поймать её. Впрочем, я снова просто-напросто ищу повод прикасаться к ней.

– А если и устала, на руках к звёздам отнесёшь?

– А если и отнесу, станешь вырываться?

Я разворачиваюсь, а Ксюша негромко вскрикивает, когда наши тела почти соприкасаются. Сумка с пледом падает на ступеньку, но сейчас она волнует меня меньше всего. Как и то, что вино может разбиться. Всё это неважно, когда я обхватываю руками лицо снежной королевы, а её кожа такая нежная, что впору слагать ей оды.

– Так что, станешь вырываться? – повторяю вопрос, поглаживая большими пальцами её кожу.

– Я скажу, что ты маньяк. – Её тихий голос проникает в мою кровь, стрелой несётся по венам, а я отрываюсь от снежной королевы, призвав на помощь жалкие остатки своего самообладания.

– И права будешь. Я одержимый.

Поднимаю чёртову сумку и продолжаю восхождение по лестнице. Когда отпираю замок и толкаю крышку люка, горящую огнём кожу остужает прохладный ветер. Здесь, на высоте двадцати пяти этажей, довольно холодно, а ароматы кристально чистые и напоённые свежестью вновь родившейся весны.

Плоская крыша огорожена и, в сущности, здесь безопасно, но я всё равно подаю Ксении руку, помогая подняться. Захлопываю люк, придавливаю лежащим неподалёку камнем и бросаю сумку на бетонное покрытие.

– Не холодно? – спрашиваю, когда Ксения смотрит на небо, где расцветают бутоны созвездий.

Она лишь отрицательно качает головой, а я подхожу сзади, почти вплотную. Этот вечер слишком волшебный, а Ксюша слишком красивая сегодня, чтобы я смог удержать себя в рамках дозволенного. Впрочем, она же обещала меня остановить, вот пусть и останавливает, потому что сам я вряд ли сумею.

– Тут очень красиво, – говорит, а голос слегка дрожит.

Да какой там дрожит! У неё зубы стучат от холода.

– Ты замёрзла, – констатирую факт и притягиваю её к себе. На мне нет ни куртки, ни тёплого свитера – я жаркий парень, и даже зимой смело могу рассекать по городу в шортах. Но, спрятанной в моих руках, Ксении точно станет теплее.

Она такая маленькая по сравнению со мной, и я смело могу укрыть её в своих объятиях от чего угодно. Кладу голову ей на плечо, теснее прижимаю хрупкое тело к себе, и от этого мой член дёргается так, что готов прорвать ширинку, вырываясь на свободу. Тихо-тихо, не время ещё.

– Спасибо, что привёз сюда… здесь очень красиво.

– Поверь, у меня много идей для отличного досуга в голове… одна гениальнее другой.

– Ты же говорил, что у тебя мало времени остаётся на отдых.

– Мне просто не всегда хочется находить это время. Но это не отменяет того, что я чёртов гений.

– Очень скромный гений, да, – тихо смеётся, и звук этот вибрирует во мне.

Но что-то ещё вибрирует… совсем рядом что-то жужжит и булькает.

– Ты слышишь? – интересуюсь, а Ксюша замирает, прислушиваясь. – Ой! Телефон!

Да чтоб они все сгорели, телефоны эти.

Ксюша тем временем о чём-то разговаривает, а я отхожу к так и лежащей у люка сумке, чтобы достать вино и расстелить плед. Сам-то я почти не пью, но снежной королеве не помешает согреться.

Когда её голос становится слишком громким и встревоженным, я настораживаюсь. Что там стряслось?

– Мне нужно ехать, очень срочно, – заявляет, нервным жестом запихивая телефон в сумку. – Не беспокойся, я такси вызову.

И она всерьёз намеревается сбежать: подходит к люку, присаживается на корточки и оттаскивает в сторону тяжеленный камень, кряхтя от натуги.

– Пупок развяжется. – Снова собираю эту чёртову сумку, содержимое которой так и не пригодилось, а Ксюша уже распахивает крышку. – Куда ты собралась? Что случилось? Дети малые плачут без мамки? У единственного навек любимого мужика понос и геморрой одновременно?

– Нет, – пыхтит, заправляя растрепавшиеся волосы за уши. – Мама звонила, у неё истерика. Сестра пропала.