человек имеет свой собственный внутренний мир. К которому успел привыкнуть за долгие годы. Но когда все меняется, кажется, что жизнь рухнула в пропасть, не оставляя никаких шансов на дальнейшее будущее. Ведь если задуматься, у меня его больше нет. В кончено. Прошли очередные две недели в этом аду. Всю прошедшую ночь не спала. Просидела на кровати в темноте. Раз за разом, прочитывая строчки о собственном исчезновении. На жалких вырезках из газет. Тысячи мыслей роем блуждали в сознании. Из последних сил пыталась держаться за надежду, что отец с братом сумеют определить мое местонахождение. Вызволить из этой грязи, в которую угодила. Но с каждой ушедшей минутой, осознавала, что вероятнее всего я до конца своих дней останусь в этих четырех стенах. Или стану игрушкой какого-нибудь мерзавца. От осознания этого тошнота подступала к горлу. Со всей силы обнимала себя руками. Слез больше нет. Внутри необъятная пустота, которая расширяла свои границы, обрекая на вечные муки. Сердце, посаженное на цепь, еле билось. Не могла смириться с мыслями. С реальностью, которая уже полностью поглотила. Кажется, еще немного и я сама себе принадлежать больше не буду. Одиночество и тоска. Боль, распространяющаяся по каждой клетке моего тела, словно концентрированная доза смертоносного яда. Даже делая вдох, понимаешь, что больше ничего не ощущаешь. Все становиться монотонным. Наверно мне никогда не найти в себе силы, чтобы справиться с этой обреченностью. Бороться до последнего за свою жизнь и свободу, вгрызаясь зубами. Разбудить в себе смелость, которая помощником в этой войне. Понимала, что совсем скоро меня продадут. Ирма ясно дала понять, что подыскивается потенциальный покупатель. А это значит, что отсчет шел уже на минуты. Дико даже представлять в чьи руки могу попасть. Кто выложит кучу денег, чтобы превратить меня в свою личную игрушку. Мелкие мурашки вонзались в кожу, принося за собой мерзкое ощущение. Думать об этом не хотелось, но это было единственным, что я могла делать, находясь в четырех стенах небольшой комнаты. Делать вид, что сплю по ночам, и принимаю таблетки, которые приносят несколько раз в день. Сначала мы с Магдой выплевывали их незаметно в унитаз. Но последние несколько раз я прятала их под подушку, сама не понимая, зачем это делаю. Очередное неизбежное утро. И уже все привычно. Скудный завтрак. И новая порция лекарств. Кусок в глотку не лез. Но если я не буду хоть чем-то питаться, вообще основательно лишусь всяких сил. Всю прошлую неделю меня обследовали разные врачи. Вполне серьезные люди. Не могла понять, зачем они ввязываются в подобную мерзость? Зачем помогают этой своре сволочей калечить женские души. Неужели крупная сумма денег, переведенная на счет, стоит подобных грехов? Искренне не понимала этого. Каждый день новый доктор. Последний визит был к психологу. На вид чистый американец. Пытался залезть ко мне в душу, только это было уже бесполезно. В ней все умерло. Еще тогда в Испании. В момент, когда эти ублюдки подсыпали мне что-то в стакан с соком. Заткнули рот тряпкой, которая очевидно была чем-то пропитана. Постоянно размышляла о причастности своей подруги Фрей, и не могла найти правды для себя. Наверно это было уже неважно. Продолжала смотреть на измятую газету, и понимала, что любые надежды уже исчезли. Следов не найти. Эти люди умело заметали следы своих преступлений. Заранее подыскивали жертву, планируя ее похищение. Все чаще задумываюсь о том, чтобы выпить разом все собранные таблетки, и покончить со своей жизнью. С этими мучениями, которые превращали меня в труп. Уже даже не живой. Никогда бы не подумала, что однажды у меня могут появиться подобные мысли. Но невыносимо было осознавать, что я превратилась в товар. Даже потеряв собственное имя. В один из последних визитов к Ирме, она жестоко, глядя в глаза, сказала мне, что Клео Верано сдохла. Ее больше нет. Есть лишь объект под номером шестьдесят шесть одиннадцать. Порядковый номер, который будет соответствовать лоту на предстоящем аукционе. Тогда в душе умерло все, что еще боролось за жизнь. Не выдержала. Устроила истерику. Накинулась на Ирму, все время, повторяя свое имя. Отказываясь принимать эти жестокие правила. Лишаться окончательно своего прошлого, которое уже было уничтожено. И снова в памяти эти черствые слова Ирмы. «Ты просто номер». «Твой будущий хозяин сам выберет новое имя». Ничего больше не помню. Чтобы меня усмирить, Ирма приказала сделать укол в шею, из-за которого я была без сознания почти двое суток. Магда потом сказала, что меня принесли в комнату, когда прошло чуть больше суток. Где я находилось, и что могли со мной делать?! Страшно было даже думать об этом. Пришла в себя уже в привычной для меня обстановке. Замечая, несколько свежих ссадин на своих руках. Практически без эмоционально относясь к этому. Что-то изменить не в моих силах. Разворачиваюсь на кровати, а затем принимаю сидячее положение. Смотрю на Магду, которая нервно маячит по комнате от одного угла к другому. Возвращаю взгляд на газету, с которой практически не расставалась. Словно она одна единственная ниточка, которая все еще связывает меня с семьей. Трогаю пальцами фотографию своего отца, ощущая, как разбитое сердце от боли начинает трепыхаться. Даже закрыв глаза, я с точностью помню каждую морщинку на его лице. Знаю каждый мимический жест. Отец сейчас раздавлен. Отравлен горем. Все повторяется. Однажды он уже потерял любимого человека. Свою Изабель, которая была главным смыслом его жизни. Теперь он теряет меня. Любимую дочь, ради которой он старался жить все это время. Заглушал тоску и скорбь. Боролся со своими страхами ради того, чтобы подарить мне всю свою любовь и заботу. Даже не могу представить в каком он сейчас состоянии.

— Как же ты мне надоела! — Магда кричит громко на всю комнату. Подходит к моей кровати, вырывая газету из рук. Со злостью отшвыривает ее в сторону, смотря на меня озверевшим взглядом. Страшно даже становиться.

— Магда, прекрати. — Пытаюсь подняться с кровати, но блондинка хватает меня за плечи, удерживая на одном месте. — Отдай газету, прошу тебя. — Обреченно умоляя. В то же время грубо. Понимая, что окончательно потеряю все. Хотя это уже давно произошло.

— Сколько ты будешь убиваться, постоянно смотря на жалкий кусок бумаги? — Яростно в глаза смотрит. Продолжает говорить повышенным тоном голоса, словно пытается отрезвить. Рассеять мои иллюзии на спасение, которые я пыталась создавать. — Все кончено, Клео. Забудь о своей прошлой жизни. Не будь идиоткой, думая, что однажды вернешься домой. Этого не будет никогда. Слышишь меня, никогда! — Встряхивает за плечи. Отпускает.