– Ну, беги в душ, а я с Ричи погуляю.

Малыш успел пописать не только на свою пеленку – в кухне и прихожей блестят лужицы. Глеб важно вручает мне тряпку, ведро и юркает в ванную. Убираю «следы преступления», одеваю на пса поводок, переодеваюсь в удобную для прогулок одежду и неторопливо иду на улицу. Время еще есть – до ужина как минимум полтора часа. Пес любопытно обнюхивает кусты и углы, но мочиться на улице категорически не желает. Возвращаемся домой «несолоно хлебавши». Глеб забирает песика в гостиную и включает американский детективный сериал. Устало стягиваю толстовку и бреду в душ. Я не скажу Соне про ребёнка… Просто не смогу… Софья – слишком сильное искушение, чтобы от нее отказываться. Тру кожу мочалкой, пытаясь сбросить наваждение, только все без толку! Оно захватывает меня в свои вязкие объятия, а я не сопротивляюсь…

– Пап, давай я тебя одену, – спохватывается Глеб, заметив меня выходящим из ванной. – А то опять нарядишься, как старпёр. Ты у меня ого-го еще!

– Глеб, перестань. Собери лучше вещи Ричарда.

– Ну хотя бы побрызгайся моей туалетной водой! – кричит он, когда я скрываюсь за дверями спальни.

Надеваю джинсы и белую спортивную рубашку, подхватываю Ричарда, пакет с его инвентарем и вызываю такси.

– Ночью-то ждать? – сын поднимается, чтобы проводить меня.

– Не знаю, – отвечаю честно.

На лестничной площадке Сониного подъезда витают восхитительные ароматы домашней еды. Поднимаюсь на второй этаж и уверено звоню в дверь. Сейчас она откроет, и я все пойму… По ее взгляду, голосу, жестам и улыбке.

– Привет, – Софья открывает нам тотчас. – Это кто тут тако-ой? – без лишних вопросов она тянет руки к Ричи.

– Сонь, это подарок. Если откажешься его взять, я все пойму. Надо было сначала посоветоваться, а потом покупать, но я… Мне показалось, что…

– Марк, спасибо огромное! Я и не мечтала о таком сюрпризе, – расплывается она в улыбке и чешет ошалевшего от женского обаяния Ричарда. – Французский бульдог. Неожиданный выбор.

– Мне кажется, он немного похож на меня.

– Не-ет. Ты гораздо симпатичнее, – парирует Софья. – Проходи, мой руки. Сейчас будем ужинать.

На ней воздушное шифоновое платье цвета пыльной розы. Мягкие атласные тапочки. Блестящие завитки волос касаются хрупких плеч. Она играет с Ричардом, по-хозяйски расстилает ему пеленки во всех комнатах, кладет в миску корм, наливает воду. А я не могу отвести взгляд… Стою, как дурак в прихожей, боясь ступить дальше. У Сони уютная светлая квартира, и здесь везде пахнет ею – апельсинами и шоколадом…

– Соня, а кто будет с ним гулять?

– О, об этом не беспокойся. Напротив живет моя одноклассница, ее сынишка зарабатывает тем, что гуляет с чужими собаками. Он с удовольствием будет меня выручать во время дежурств. Про свекра молчу, он как узнает о щенке – прибежит как метеор.

Соня суетится – раскладывает по тарелкам ужин, нарезает испеченный пирог на порционные куски, то и дело распахивает дверки шкафов и холодильника. Салфетки, бокалы, вилки… Ричи крутится под ногами, довольно поскуливая. Похоже, ему здесь хорошо. И мне… тоже.

– Пойду помою руки.

Реплика звучит беспомощно, даже глуповато. Я просто не знаю, чем себя занять. Мою руки ароматной пенкой и вытираюсь розовым новеньким полотенцем. Соня меня ждала – это звучит в каждой, даже крохотной детали.

– Марк, поможешь открыть вино? – зовет Софья.

– Конечно, где штопор?

Откупориваю бутылку и разливаю розовую жидкость по бокалам.

– С новосельем. У тебя очень уютная квартира. Желаю тебе провести здесь много счастливых дней, – произношу с улыбкой.

– Спасибо. Давай ужинать? Признаться честно, хозяйка из меня не такая хорошая, как врач.

Ничего себе! Слышала бы ее Лена! Та только яичницу пожарить может и сварить макароны. Соня приготовила салат с ветчиной, запекла мясо в фольге, испекла яблочный пирог. Когда только успела? И почему я их, черт возьми, сравниваю?

– Ты отпросилась с работы? – спрашиваю, отправляя сочный кусок индейки в рот.

– Да, – обольстительно улыбается она.

Соня почти не ест. Ковыряется вилкой в салате и тянет вино из бокала. Думает о чем-то. Хоть я и голоден, следую ее примеру.

– Марк, идем, я покажу тебе лоджию. Может, ты посоветуешь, как ее благоустроить? – она порывисто поднимается с места, бросая взгляд на щенка – он пригрелся на своей постельке и уснул.

– Конечно, – охотно соглашаюсь я.

Соня берет меня за руку и куда-то ведет. В комнате полумрак. Окна зашторены, на тумбочке включен ночник.

– Сонь, я…

– Марк… – она обвивает мою шею руками и целует. Гладит по затылку, плечам, груди, выбивая из меня остатки самообладания. «Скажи ей, Марк… Знаешь ведь, что будет хуже», – молвит внутренний голос, но его писк забивает рев страсти.

– Сонька, ты уверена? – шепчу, отрываясь на миг от ее губ.

– Да, – хрипловато отвечает она. Касается губами моей шеи, подбородка, ползет пальчиками по груди и тянет ремень моих брюк.

– Я сам, – перехватываю инициативу и завожу ее руки за спину. – У меня нет ничего. Я… не заезжал в аптеку.

– У меня есть. Марк… Пожалуйста… Я хочу. Правда…

Подхватываю ее на руки и опускаю на прохладные простыни…

Глава 21

Софья.

Никогда не думала, что жизнь поменяется так стремительно… Новые квартира, собака и мужчина… Разве так бывает? Чтобы все разом и набело? И задыхаться от желания в объятиях другого? Не мужа…

Меня не отпускает мысль, что в той аварии и я умерла. Что-то во мне поменялось. Я стала увереннее и гораздо счастливее… Плевать на Викушу, Маришу и Анечку… Плевать на изменщика Павла, потому что в объятиях Марка я чувствую себя нужной. Драгоценной, необходимой как воздух, самой красивой. В моём теле нет ни одного места, какое бы он ни поцеловал. Его поцелуи горят на коже, как горячее тавро, мышцы звенят от удовольствия, голос садится до хриплого шепота от стонов…

И мне не стыдно. Я впервые за долгое время ощущаю себя живой.

– Марк… – шепчу в темноту.

– Сонечка… Хорошая моя…

Его глаза блестят, как летние звёзды, влажное дыхание обжигает кожу, пробуждая табун сонных мурашек. Мы не можем друг другом насытиться. Марк согревает горячими ладонями мои голени, ползёт по внутренней стороне бедра, выше… Спускается поцелуями по моим шее, груди, животу… Желание ревет во мне, как оголодавший дикий зверь, кипятит кровь и прогоняет остатки стеснения. Развожу ноги шире и протягиваю мужчину к себе. Обнимаю крепкое жилистое тело, отвечая на требовательные поцелуи, подаваясь навстречу жадным движениям…

Рассвет прогоняет хмурую сентябрьскую тьму,