Герти он рассматривал с видом человека, изучающего новый, но, в сущности, ничего интересного собой не представляющий документ.

«Жуткое лицо, – подумал Герти, не зная, что еще сказать. – Демон ледяной пустыни. Абаддон. Такой, пожалуй, проглотит и не заметит…»

– Дело в том, что произошел досадный казус. Я… У меня были украдены бумаги. Я, пожалуй, сам виноват, не проявил должной осторожности. Боюсь, я оказался немного рассеян, за что и поплатился. Проще говоря, я оказался в Новом Бангоре совершенно без документов, удостоверяющих мою личность и цель прибытия. Это очень неудобная ситуация, согласен, но, полагаю, она может разрешиться при вашем участии, на что я со своей стороны чрезвычайно надеюсь.

Мистер Беллигейл сплел пальцы в замок. Мистер Беллигейл поправил на рабочем столе пресс-папье, так чтобы оно лежало идеально ровно, сообразно углам самого стола. Мистер Беллигейл поправил пенсне. Мистер Беллигейл одернул белоснежную манжету. Мистеру Беллигейлу, кажется, было решительно безразлично, о чем говорит человек в его кабинете.

– У вас нет документов, мистер… эм-м-м…

– Уинтерблоссом. Совершенно верно, сэр. У меня нет никаких документов. Украдены.

– Это ужасно.

– Несомненно.

– Человек без документов…

Взгляд мистера Беллигейла скользнул по книжной полке. Удивительно, но во все стороны не посыпались ошметки рассеченной бумаги.

– Это никуда не годится. Есть нечто противоестественное в человеке без документов. Человек без документа как человек без души. Его телесная оболочка ни на что не опирается, ничем не подкреплена. Наверно, вам ужасно неудобно находиться в подобном положении.

– Очень неудобно, – заверил Герти, немного смущенный столь философским оборотом со стороны чиновника.

– Совершенно невозможно человеку в Новом Бангоре находиться без документов. Это совершенно исключено, мистер Ун… Ум…

– Уинтерблоссом. Совершенно с вами согласен.

– Значит, вам нужны документы.

Мистер Беллигейл напоминал Герти школьного учителя, который намеренно смущает ученика, пытаясь поставить его в глупое и неудобное положение и до последнего не открывая спасительной лазейки. Его взгляд разил тщательно высчитанным излучением, выпивающим из тела силы и волю. Герти почувствовал, как медленно плавится. Еще минута в кабинете мистера Беллигейла, и в кресле останется лишь пустой костюм и шляпа, а сам Герти истечет жижей, растает, испарится. В сущности, совершенно верно: тело, не имеющее документа, всего лишь пустая оболочка, необязательная и капризная…

– Возможно, имеет смысл подать запрос из канцелярии в Лондон, – решился наконец Герти. – Тамошний аппарат подтвердит все, сказанное мною.

– Запрос… Это очень долго. К тому же телеграфная связь здесь часто капризна. Это займет не меньше недели. Есть более быстрый и надежный способ установить вашу личность.

– Неужели? Какой? – В груди Герти крохотным птенцом встрепенулась надежда.

– Мистер Лихтбрингт. Он никогда не ошибается.

– Боюсь, я с ним не знаком.

– Зато он знаком со всеми. Сейчас же и спросим его.

Мистер Беллигейл хрустнул длинными бледными пальцами, точно пианист перед началом концерта. Или, с учетом его внешности и манер, точно хладнокровный патологоанатом перед операцией.

– Итак…

Из ящика стола, досадливо скрипнувшего, рукой хозяина кабинета была извлечена небольшая обтянутая кожей коробочка. Что-то вроде школьной готовальни и размером не более бювара. В ней и в самом деле обнаружились измерительные инструменты, крошечные линеечки, циркули, еще какие-то непонятные Герти, но очень тщательно сделанные приборы, мягко отливающие серебром. Ну точь-в-точь хирургический набор, ждущий первого надреза.

Герти не успел даже испугаться.

– Позвольте?

Мистер Беллигейл оказался возле него, обхватил холодными и удивительно сильными руками его голову. Хватка была мягкой, но сопротивляться ей было невозможно, и Герти обмер в кресле.

Однако мистер Беллигейл не спешил проливать кровь.

С величайшим изяществом он стал доставать из коробочки инструменты и тут же пускать их в ход. Маленькими, ювелирно сделанными измерительными приборами он принялся орудовать над головой Герти, измеряя и записывая в блокнот множество параметров. Он измерил расстояние между глаз Герти, потом расстояние от носа до верхней губы, от одной брови до другой. Судя по всему, вычисления были очень сложны. Герти, понаслышке знакомый с системой месье Бертильона[28], заметил определенное сходство, но сам же отметил, что система мистера Беллигейла куда сложнее.

Когда с головой было покончено, измерению подверглись и руки Герти. Мистер Беллигейл с величайшей тщательностью измерил длины всех фаланг по очереди, ширину ладони и даже размер ногтей. Результаты своих вычислений он записывал каллиграфическим почерком в специальный блокнот. Герти старался не шевелиться, и это получалось у него с трудом. На прикосновение холодных пальцев мистера Беллигейла, пахнувших сиренью, но сиренью какой-то ненастоящей, фальшивой, тело отвечало мелкой дрожью.

– Наверно, это очень сложный метод? – предположил Герти.

– Не из простых.

– Столько параметров…

– Необходимо учесть как можно больше биологических факторов. Это повышает надежность. В мире не существует двух людей с одинаковыми показателями.

– Но… Я никогда прежде не был на острове. И меня не подвергали подобной процедуре. Раз так, не значит ли это, что… уф-ф-ф! – Рука мистера Беллигейла чувствительно сдавила его запястье. – То есть не значит ли это, что моей записи попросту не существует? Соответственно, не с чем сравнивать результат…

– Это будет решать мистер Лихтбрингт.

– Должно быть, он человек выдающихся способностей.

– Будьте уверены. В этом городе нет никого умнее него.

Герти не знал, чувствовать ли себя польщенным. Упоминание таинственного мистера Лихтбрингта показалось ему исполненным какой-то таинственной угрозы. Что это еще за человек, способный узнать Герти, ни разу в жизни его не видев? Судя по фамилии, немец. Спиритуал? Волшебник? Но к чему тогда столь хлопотные измерения?

Наконец мистер Беллигейл выпустил изрядно утомленного и помятого Герти. Действовал он по-прежнему очень ловко и быстро. Он придвинул к себе аппарат, который Герти считал пишущей машинкой, и очень быстро заработал пальцами по клавишам. Звуки из этой пишущей машинки вылетали совсем необычные, подходящие, скорее, какому-нибудь миниатюрному станку. Герти присмотрелся и обнаружил, что печатной машинкой это приспособление отнюдь не являлось. Клавиши у него были самого обычного образца, да и общее устройство тоже имело множество сходных деталей. Однако в этом образце совершенно отсутствовал привычный бумажный лист. Вместо него в механических недрах на специальных зажимах помещался плотный картонный прямоугольник. Молоточки «пишущей машинки» вместо обычных литер несли на конце крохотные резцы разнообразной формы. Ударяя по прямоугольнику, они оставляли на нем чередующиеся отметины, на первый взгляд кажущиеся хаотичным и причудливым узором. «Как будто эту картонку исклевали птицы», – подумал Герти, с интересом наблюдая за действиями мистера Беллигейла. Спрашивать о сути этого процесса он не рискнул. Всякий раз, когда мистер Беллигейл обращал на него свой взгляд, Герти чувствовал, как воздух, сгустившись в плотный комок, застревает у него в глотке.

– Закончено. – Мистер