Меррель, разгоняя палкой змей и прочих тварей, провела девочку к тайному входу в храм и нажала отпирающий камень. Блок опустился вниз, открыв узкий проход в школу, и Меррель привычно перешагнула оставшийся от блока высокий порог. Знакомый с детства запах благовоний ударил ей в нос, сердце сильно и радостно забилось. Каменный блок со знакомым шорохом вернулся на место за ее спиной, и Меррель уверенно повела девочку во мраке на полузабытый голос матери-настоятельницы:

- Все Храмы Согдума уже пали. Наш Храм Согдума остался последним храмом в мире. Отсюда адепты Храма идут по свету, разнося Истинное Слово о непротивлении злу и привлекая людей на сторону Света. С исчезновением каждого Храма в мире становилось все темнее. А если падет наш, - последний, - Храм, тогда Тьма полностью накроет мир, и он свалится в царство Темного навсегда. Так учит великий Согдум.

- Так учит великий Согдум, - откликнулся хор детских голосов.

Впереди забрезжил неяркий свет и Меррель вышла в просторную школьную комнату, полную детей:

- Здравствуйте, Матушка Огель! Это я, Меррель!

Ее узнали сразу. Постаревшая Настоятельница, маленькая хрупкая матушка Огель, отпустила учеников, и повела Меррель с девочкой в свою комнату, где их ожидала Первая Помощница.

- Мы рады, что ты вернулась в храм, слава Согдуму!

- Слава Согдуму! – радостно откликнулась Меррель.

За скромным ужином выяснилось, что дела идут из рук вон плохо, - в храме осталось только две настоятельницы и двенадцать детишек, собранных по разоренным имперцами деревням. Их изредка навещают повстанцы, снабжая едой, которой давно уже не хватает на всех. Матушки часто ложились спать голодными, отдавая свою еду детям. Адепты Храма разошлись по всему миру привлекать людей на сторону Света, но никто так и не вернулся. Меррель – первая, кто вернулась обратно, да еще с девочкой, и они с нетерпением ждут отчета за все ее благие дела во имя Согдума.

Меррель коротко рассказала про свою жизнь, стараясь пока не касаться постулата непротивления злу. Добрые лица обеих матушек к концу рассказа закаменели и на нее обрушился целый град обвинений:

- Значит, ты за пять лет не обратила в истинную веру ни одного человека?!

- Ты улучшила жизнь рабов?! А должна была дать им смиренно принимать все страдания!

- Судя по всему, по воле богов ты должна была не один раз умереть, но ты сделала все, чтоб выжить! Ты все эти годы шла против воли богов!..

Упреки сыпались один за другим, и Меррель беззвучно расплакалась. Да, она оказалась плохим адептом учения Согдума. Матушки еще не знали о самом страшном ее грехе, - что она больше не верит в победу над Злом путем непротивления ему. Но сейчас не время начинать самый важный разговор, придется отложить его до утра.

Ее отослали ночевать в гостевую каморку, а девочку – к остальным детям. Матушки пообещали утром подумать, что с ней делать дальше. Меррель тоже решила дождаться утра, чтобы заговорить о необходимом сопротивлении Злу.

В холодной гостевой каморке на топчане метался во сне маленький мальчишка. Когда она осторожно прилегла с краю, и он тут же доверчиво прижался к ней. От маленького тела веяло сильным жаром, - мальчишка был болен. Меррель поднялась и пошла к матушкам за лекарством, но от нее отмахнулись:

- Если угодно богам, он выздоровеет! Если не угодно, - умрет. Нельзя вмешиваться, все будет так, как угодно богам.

- Матушки, не могли бы вы дать мне немного вина, согреться?

Матушки с возмущением переглянулись, поджав губы, но выдали Меррель маленькую склянку с вином.

В каморке Меррель накрылась плащом невидимости и вышла из храма в джунгли за корой кинного дерева, помогающей от жара и трясучки.

На джунгли уже пала ночь. Кинные деревья ярко светились в ночи голубыми соцветиями, привлекая благоуханием огромных ночных бабочек и летучих мышей. Меррель осторожно, чтобы не задеть светящихся ядовитых лягушек, срезала со ствола немного коры и бережно залепила рану на дереве влажной глиной.

Вернувшись в каморку, она измельчила кинжалом кору и залила вином. Через час лекарство было готово, оставалось самое трудное – влить хоть немного этой горечи мальчишке в рот. Тот в горячке отбивался от лекарства изо всех силенок, но сколько-то зелья все же проглотил. Скоро жар немного спал, мальчишка перестал метаться и крепко заснул.

Меррель тоже заснула, но ее тут же разбудили, грубо тряся за плечо. Матушки набросились на нее с такой ненавистью, что она не сразу поняла, в чем ее обвиняют.

- Ты рассказывала кому-нибудь, где находится храм? За тобой следом пришли солдаты!

- Я никому не рассказывала!

- Значит, ты была неосторожна, и дала себя выследить! Иди, посмотри, что ты наделала!

Они побежали в потайную комнату, из которой был виден главный, - украшенный резьбой и скульптурами, - зал храма. Под сводом бродили солдаты, сбивая небольшие фигурки и разбивая монументальные скульптуры.

- Имперцы! – прошептала с ужасом Меррель.

- Имперцы! – прошипела матушка Огель, больно ткнув ее в бок острым локтем. - И они пришли следом за тобой! Как ты добралась до храма? Кто тебе помогал? Только не лги! Согдум все видит и слышит!

Меррель пришлось показать тук и плащ невидимости:

- Меня никто не мог выследить! И никто не мог прийти по моим следам! Я даже не показала храм другу, которому верю больше, чем себе!

Меррель прикинула, что мощности тука хватит на трех маленьких хрупких женщин и еще тринадцать детей, и решилась:

- Матушки, мы можем переместиться в другое безопасное место вместе с детьми, и переждать опасность там! Если всем крепко обняться, тук за один раз перенесет нас в то место, которое будет ему четко представлено, и мы все спасемся!

Тук и плащ у нее тут же отобрали, как дьявольские поделки, нарушающие волю богов.

- Мы и без дьявольских игрушек спасемся! Боги не оставят нас! Все будет, как должно быть! Нельзя сопротивляться злу! Или ты забыла, чему тебя учили здесь до десяти лет? – матушкам было не до споров, но Меррель первый раз в жизни потребовала себя выслушать.

- Может быть, сам Согдум послал меня, чтобы помочь вам! И тогда вы – нарушаете сейчас его волю! Против зла нельзя бороться непротивлением! – Прошептала она в отчаянии.

- Это тебе сам Согдум сказал? – потрясенно осведомилась Настоятельница Храма.