Шрифт:
Закладка:
Хастур ссутулился, поднял воротник плаща и сунул руки в карманы. Стало чуть-чуть теплее. Эх, сейчас бы в геенну! Там сухо, весело булькают котлы с грешниками, можно прислониться к горячему медному боку и дремать, слушая вполуха, как то одна то другая пропащая душа затягивает от скуки и безнадежности какую-нибудь песню… Но подремать в пекле Хастуру не дали: прибежал личный секретарь Вельзевул, передал повеление явиться немедленно, и вот вместо жара уютного котла — дождь и куцый навес над лавкой, а вместо блаженной дремоты — приказ круглосуточно шпионить за Кроули. «И если он заметит слежку, то, клянусь владыкой Самаэлем, Хастур: я своими руками утоплю тебя в той самой ванне!»
Мысль о враге почему-то не вызвала обычной ярости. Нет, Хастур не проникся к нему благодарностью за оставленную жизнь, просто не находил сил для прежних бурных чувств. Все как-то сразу выгорело, когда от его лица вдруг отодвинулось смертоносное дуло и, кажется, послышалось «прости...». Бред, конечно, с чего бы убийце Лигура извиняться, но с той самой ночи Хастур понял, что устал. Надоело все: искушать, плодить порок, сеять зло, тащить в Ад упирающихся грешников… Шесть тысяч лет добросовестной работы и ни единого дня отпуска — от такого графика любой устанет.
«Шпионь за Кроули». Легко сказать! У Кроули роскошная квартира, машина, куча удовольствий, а тут ни жилья, ни связей, ни денег… Хастур пошарил в карманах, но обнаружил лишь полупустую пачку папирос. Такой она была уже лет шестьдесят, с тех пор, как ее отдал ему один худой бородатый грешник, сказав: «Держи на память, дядя, от честного зэка». Последнее слово демон не понял, как и не узнал, что означает надпись на пачке — «Беломорканал». По звучанию догадывался: ничего хорошего.
— Красавчик, огоньку не найдется?
Хриплый голос, мужской или женский — не разобрать. Да и какая разница... Он не стал даже открывать глаза. Молча выпростал из кармана вспыхнувшую руку, рассчитывая тут же услышать вопль ужаса и удаляющийся топот.
— Прикольная грабка… Красавчик, ты фокусник?
Пришлось-таки поднять веки. Взгляд уперся в два кувшина, обтянутых чем-то розовым с блестками.
Грудь. Большая, мягкая, теплая женская грудь. Если у евиных дочерей имелось какое-то неоспоримое достоинство, оно, по мнению Хастура, заключалось в этих двух прекрасных сосудах, исполненных неги и сладости. Правда, ему больше нравились шнурованные корсажи с кружевом и низким вырезом, но маечка в обтяжку тоже хороша.
Грудь склонилась еще ниже, открывая ложбинку, четкую и прямую, как указатель верного пути.
С трудом оторвавшись от дивного зрелища, Хастур поднял взгляд: губы, нос, глаза, вороная шевелюра. Посмотрел ниже груди: крепкая талия, крутые бедра, стройные ноги. Никаких сомнений: смертная женщина. К тому же похожая на одну бойкую маркитантку, с которой он водил тесное знакомство лет триста назад.
— Нравлюсь? — улыбнулся алый рот. На краю улыбки не хватало одного зуба.
— Ага.
Женщина глубоко затянулась и, выпустив в сторону струю дыма, уселась рядом.
— Как это у тебя получается? Ну, руку поджигать?
Хастур пожал плечами. Все демоны носят в себе часть адского пламени, используя его для устрашения, уничтожения, усмирения — или просто прикурить или согреться.
— А покажи еще раз?
Кисть вновь загорелась. Женщина восторженно взвизгнула. Наверное, думает, что перед ней обычный колдун, догадался Хастур. И усмехнулся в ответ.
— Тебя как звать? — незнакомка рассматривала его с любопытством, но без малейшего отвращения или страха.
— Хастур.
— Пакистанец, что ль?
— Демон.
— О как. Х-хы, демонов у меня еще не было.
Эта смертная ничем не походила на горячий котел в пекле. Но отчего-то Хастуру рядом с ней делалось все теплее и теплее.
К остановке подкатил приземистый ярко-красный автомобиль. Стекло у водительского сиденья опустилось, в окне показался смуглый детина, одетый во что-то желто-пятнистое, с толстой золотой цепью на шее.
— Роуз! Роуз, твою мать… Опять со всякой швалью болтаешь! Разве не видишь, у него нет ни гроша?!
Машина не имела ничего общего с «Бентли» и, наверное, потому понравилась Хастуру. В отличие от водителя.
— Много ты понимаешь, Луис! — сварливо откликнулась новая знакомая Хастура. — Он, между прочим, демон!
— Алкаш он и нищеброд, — Луис вылез из машины. — Тебе что сказано: иди ищи другого!
— Ой, я наверное, и впрямь пойду, — прошептала Роуз. — Он сегодня злой…
Демон рассмеялся:
— Кто злой? Этот?!
Он с интересом наблюдал, как здоровяк Луис подошел к ним и схватил Роуз за рукав зеленой меховой курточки, в которую она была одета.
— Хватит сидеть, иди работай!
— Она останется здесь, смертный. И ты тоже.
— А тебя-то кто спрашивает… — Луис добавил еще несколько слов на смутно знакомом языке, выдергивая что-то из кармана. Сухой короткий щелчок — и свете фонарей блеснуло длинное лезвие ножа.
Хастур лениво отмахнулся. Луис выпучил глаза, выронил нож, и с грохотом, как пустой шкаф, свалился на асфальт.
Роуз снова завизжала, на это раз от страха, и шарахнулась прочь, — Хастур едва успел поймать ее за тот же самый рукав.
— Он больше не опасен. Останься.
— Так ты в самом деле… в самом деле… дьявол?!
— Нет. Дьявол — мой повелитель. А я — демон. Герцог Ада, — не без гордости добавил он.
Роуз длинно выругалась, и дрожащими руками достала из сумочки новую сигарету:
— Дай закурить, черт...
— Зови меня Хастур, — попросил он, поднося горящий палец к ее сигарете. — Мне так больше нравится.
Она попыталась улыбнуться и посмотрела на него уже почти без страха:
— Ты на бездомного похож, не на демона. И это что у тебя под волосами — лягушка?!
— Жаба, — Хастур погладил любопытную жабью морду, высунувшуюся надо лбом. — Гретой звать. Выдали вместе с этим телом. Не знаю, зачем. Я уже к ней привык…
— Чудной ты, — Роуз уже совсем оправилась от испуга. — Только нам надо сматываться, а то заметят рядом с трупом…
— Не заметят, — Хастур дунул в сторону лежащего сутенера. От тела отделилась серая тень, очень похожая на живого Луиса, но с черными дырами вместо глаз. Труп дернулся и осел в длинную полосу черной пыли, которую быстро размывали по асфальту потоки воды.
— Ступай вниз, — приказал демон тени. Та отчаянно замотала головой, но голос Хастура