так удивленно на меня смотрите… Вы считаете, что старики не могут любить? Уверяю вас, что могут. Еще как! С объяснениями, выяснением отношений, сценами ревности, чтением друг другу стихов…

– Но…

– Без всяких «но». А просто – старики могут любить. Более того, им надо любить. Они нуждаются в любви. Так же, как и мы с вами.

– Да, конечно, – смущенно проговорил Гуров. – Просто я никогда об этом не думал. Не приходилось, знаете ли.

– Ну, так на досуге подумайте, – посоветовала Галина Никитична. – И тогда вы много чего поймете.

– Я подумаю, – очень серьезно пообещал Гуров.

Какое-то время он молчал. В нем боролись философ и сыщик. Философ размышлял на тему о стариковской любви, а сыщик – на тему убийства одной из старушек. В итоге сыщик взял верх над философом, и Гуров спросил:

– Скажите, а накануне той ночи, когда убили Елизавету Петровну, вы ее видели? Или, может, общались с ней?

– К сожалению, не видела и не общалась, – ответила заведующая.

– Понятно. А, предположим, за два или за три дня до этого случая?

– Думаю, что видела, – сказала женщина. – А может, и нет. Поймите, их много, а у меня дела и помимо общения с ними.

– А другие ваши сотрудники?

– А что – другие? Вряд ли они вам скажут что-нибудь интересное.

– Это почему же?

– Потому что если бы было что-нибудь необычное, то прежде они сказали бы об этом мне.

– И все-таки я не пойму, – вмешался в разговор Федор Ильич. – Восьмидесятилетняя старуха, ваша подопечная, уходит куда-то в дождливую ночь, всю ночь напролет отсутствует, утром ее тоже нет, а никто из вас даже не подумал ее искать! Как же так? Хотя бы ее комнату проверили, что ли. Хотя бы окликнули, здесь ли старушка, жива ли…

– Да, конечно, – печально проговорила Галина Никитична. – Вы правы. Конечно же, мы виноваты. Но… Кто же мог подумать, что такое случится? Ведь до этой поры – ничего подобного… ничего похожего. Тишина и спокойствие, если не считать стариковских пьянок. И вот нате вам – убийство.

– Не казните себя, – сказал Гуров. – Всякое бывает. Убийство всегда неожиданность. Так что… А скажите, что по этому поводу говорит народ? Может, есть какие-то предположения, догадки, версии, за что убили пожилую женщину…

– Да что они могут сказать? – ответила заведующая. – Старики народ скрытный. Все эмоции держат в себе. Такова стариковская психология. Знаете, ведь они даже не плачут, когда кто-нибудь из них умирает.

– Почему? – спросил Гуров.

– Не знаю… Наверно, потому, что у каждого старика смерть стоит за плечами. Они ее видят и чувствуют, примирились с нею, так зачем же плакать, если все очевидно и предсказуемо?

– Так ведь страшно! – предположил Федор Ильич.

– Если все предсказуемо и понятно, то, наверно, не страшно, – в раздумье произнесла Галина Никитична.

Гуров же ничего не сказал и лишь вздохнул. А отчего он вздохнул, он не знал и сам. То ли из-за своих философских дум, то ли из-за того, что он так ничего путного и не узнал об убийстве Калининой. Убитая, так сказать, в наличии имелась, а никого, кого бы можно было заподозрить в ее убийстве, не имелось. Даже какой-либо стоящей версии и той не имелось. Так, лишь самые зыбкие предположения, которые, по причине их зыбкости, невозможно было связать внятно и вылепить из них хотя бы какую-то завалящую версию.

– Ну, и что ты думаешь? – спросил Гуров у Федора Ильича, когда они возвращались из дома престарелых по той же самой тропинке, на которой делала свои последние земные шаги старушка Елизавета Петровна. – Какие у тебя будут версии?

– Никаких, – ответил Федор Ильич. – По-моему, это самое бессмысленное убийство, о котором мне когда-либо доводилось слышать. Даже в книжках ни о чем подобном я не читал. Даже в кино не видел. Вот кто ее мог убить? И, главное, за что? Она бы и сама не сегодня, так завтра того… Все-таки восемьдесят лет. Так зачем же убивать?

– Бессмысленных убийств не бывает, – с задумчивым видом возразил Гуров. – В каждом убийстве таится смысл. Мерзкий, нечеловеческий, но – смысл. Пока люди общаются друг с другом, они будут друг друга убивать. Таков закон человеческого общения. Мы его не ощущаем и не осознаем, но он есть. Этот закон имеет еще и другое название – мотив.

– И что же мы будем делать?

– Искать.

– Что искать? Мотив?

– Да. Когда мы поймем, за что ее убили, тогда и убийцу будет проще найти. Так всегда бывает…

– Может, наш друг майор раскопает что-нибудь необычное? – предположил Федор Ильич.

– Может быть, – неопределенно ответил Гуров.

На обед они, конечно же, опоздали, за что получили строгий выговор от главной поварихи.

– Совсем распустились эти больные! – набросилась она на Гурова и Федора Ильича. – Гуляют незнамо где и в неположенное время! Никакой распорядок им не указ! А я дожидайся их и подогревай им обед! Будто никаких других дел у меня нет!

– Ты их не ругай, Максимовна! – вступилась за Федора Ильича и Гурова проходившая мимо медсестра. – Они заняты важным делом.

– Каким еще делом? – буркнула повариха.

– Как это каким? Разве ты не слышала, что в нашем саду обнаружили убитую старушку?

– Ну, слышала…

– Так вот, они расследуют это дело, понятно тебе? Ищут убийцу.

– Ну да? – не поверила повариха.

– Без всяких «ну да», – засмеялась медсестра. – Все это знают.

– Вот народ! – поразился Гуров, глядя на Федора Ильича. – И откуда им все известно? Ведь кажется, мы проводили следствие тихо и скрытно.

В ответ Федор Ильич лишь пожал плечами.

– И что же, нашли душегуба? – с любопытством спросила повариха.

– Ищем, – вынужден был сознаться Гуров.

– Глядите, ищите хорошенько. А то что же это творится! Убивают и средь бела дня, и темной ночью. Вы уж его найдите!

– Обязательно найдем, – заверил Гуров и шепнул Федору Ильичу: – Теперь-то нам деваться некуда. Опозоримся на всю жизнь, если не раскроем преступление.

– Это точно, – согласился Федор Ильич.

Глава 11

Майор Прокопеня появился в санатории ближе к вечеру. Он прошел мимо поста номер один, кивнул сидящей на посту медсестре, как своей старой знакомой, и прямиком направился в номер Гурова и Федора Ильича.

– Это я, – сообщил он.

– А это мы, – сказал ему в ответ Гуров. – Судя по вашему безрадостному лицу, никакими радостными известиями вы нас порадовать не можете.

– Да и у вас не видно на лице особой радости, – огрызнулся Прокопеня.

– Что да, то да, – согласился Гуров. – Какая уж тут радость… Ну, тогда выкладывайте, что имеете. А уж потом отчитаемся и мы.

Рассказ Прокопени был коротким. Судя по всему,