хочу знать все, что произошло, — сказала она хриплым голосом. — Все.

— Его ударили по голове — там было такое… и его ударили… — начал он.

— Молчи! — Мать приложила пальцы к губам сына, протянула ему чашку с сидром. — Сначала выпей. И начинай сначала. Не спеши. Торопиться уже некуда.

Бенедикт сделал большой глоток пряного напитка, и мысленно вернулся к началу трагедии.

— Мы пришли в храм, поужинали с Аненом, — начал он, и по мере того, как он говорил, голос его становился все тверже. — Анен сказал, что случилась какая-то беда, люди волнуются, а мы решали, остаться или вернуться домой. Я хотел вернуться… но… — Он виновато посмотрел в глаза матери.

— Ты не мог знать, — твердо сказала Сяньли. — Продолжай.

— Жрецы собирались посетить новый город фараона, они хотели поговорить с ним, хотели как-то уладить дела. Мы отправились вместе с ними. Фараон встретил нас, но отказался слушать, а когда мы уже уходили, вспыхнул бунт. Люди фараона почему-то очень разозлились, они напали на жрецов, бросали камни, толкались, кричали. Все побежали. Мы тоже пошли к реке через ворота, но отец хотел вернуться, чтобы помочь Анену и верховному жрецу. — Бенедикт поднял на мать полные слез глаза. — Из толпы прилетел камень и попал отцу в голову. Он упал.

— Его убили? — спросила его мать низким голосом.

Бенедикт покачал головой.

— Нет. Он был ранен, но жив. Мы побежали к лодкам. Некоторых жрецов тоже ранили, но нам удалось спастись. На лодке целители первосвященника ухаживали за отцом, и я думал, ему станет лучше. — Мальчик сделал паузу, допил сидр, облизнул губы и продолжал: — Но к тому времени, когда мы вернулись в храм, ему лучше не стало. Анен решил сделать операцию. Они вскрыли отцу голову, достали обломки кости и очистили рану.

Сяньли кивнула.

— Да, я знаю. Они умеют. Они очень опытные.

— Я не смотрел, но отец не спал, и я разговаривал с ним еще до начала операции. Он попрощался и велел мне позаботиться о тебе. Его последние мысли были о тебе, мама. Потом, уже после, отец проснулся в последний раз и позвал меня… — Бенедикт запнулся, не в силах продолжать.

— Пожалуйста, Бени, — твердо сказала Сяньли. — Я должна все услышать.

— Он хотел, чтобы я отвел его к Колодцу Душ, — проговорил Бенедикт, закрыв лицо руками.

Сяньли долго молчала.

— Твой отец сделал это для меня, — ответила она наконец. — Ты не знал? Разве он не говорил тебе, что я умерла от лихорадки там, в Египте, — это было еще до твоего рождения. Отец не рассказывал?

Бенедикт мрачно покачал головой.

— Он сказал, что однажды поведает мне некий секрет. Я спросил, что он имеет в виду, и он сказал, что это… — Он замолчал, стараясь вспомнить точные слова Артура. — Он сказал, что это слишком чудесно, чтобы рассказывать.

Грустная улыбка тронула губы Сяньли.

— Да, он так говорил.

— Я тогда спросил, почему о чудесном нельзя рассказывать? Но он ответил, что мне придется немного подрасти и тогда… — Бенедикт посмотрел на мать. — Как ты думаешь. Что он имел в виду?

— Он говорил о Колодце Душ и о том, что там происходит. — Ее взгляд обернулся к дверному проему, где столпились слуги. Не обращая на них внимания, она потребовала: — Расскажи, что произошло после того, как ты говорил с отцом в последний раз.

— Он сказал, чтобы я отвез его туда — в Колодец Душ — но я же не знал, что это такое и где его искать. — Бенедикт смотрел себе на руки. — Он пытался показать на одну из своих татуировок, но… — Его голос дрогнул. — К тому времени было уже слишком поздно — он просто закрыл глаза и умер.

— Он страдал? — спросила мать.

Бенедикт покачал головой.

— Нет. Боли он не чувствовал. Жрецы сделали, что могли, но там была слишком большая травма. — Он виновато посмотрел на мать. — Анен приказал забальзамировать тело и похоронить, но начались беспорядки, и я уже не видел отца после той ночи. — Он сокрушенно покачал головой. — Я бы обязательно сделал, как он сказал, сделал бы все, что угодно. Ты же мне веришь?

— Конечно, Бени, дорогой мой. Я не сомневаюсь, что если целители храма не смогли его вылечить, то больше ничего нельзя было сделать.

— Но зачем он хотел пойти к этому Колодцу Душ? Что это такое?

— Это место великого исцеления — и даже больше, — благоговейно ответила Сяньли. — Туда принес меня твой отец, когда я умирала… умерла от лихорадки.

— Значит, я мог бы его спасти? Если бы я знал, где это место, я мог бы спасти его? — Страдание с новой силой захлестнуло Бенедикта. — Мама! Если бы ты была там, мы бы его спасли?

— Не следует так думать, — твердым голосом ответила Сяньли. — Даже если бы я была там, вряд ли мы смогли бы помочь. Я ничего не помню из того, что там было, я ведь к тому времени уже умерла. Я помню только, как отец переходил из мира в мир. Все, что я знаю о Колодце Душ, мне рассказал он. — Она потянулась к руке сына и сжала ее. — Как бы там ни было, случилось то, что случилось. Теперь уже никто не может помочь.

— Почему? — с болью спросил Бенедикт.

— Потому что твоего отца больше нет, сын мой. Все, что он знал — миры, которые он посетил, места, которые он любил… — Она грустно покачала головой. — Все кончено. Он ушел.

— Ничего не кончено, мама. — Бенедикт встал со стула и сказал: — Подожди минутку.

Он скрылся в соседней комнате и вскоре вернулся со свертком, обернутым льняной тканью и перевязанным плетеным шнурком. Он внес его на обоих ладонях и положил на колени матери, словно священное подношение. Она вопросительно посмотрела на сына.

— Открой, — попросил он.

Сяньли развязала шнурок и сняла ткань, обнажив свиток тонкого пергамента. Она положила его на стол перед собой и развернула. Всего один взгляд… Сяньли вскрикнула и закрыла лицо руками.

—