сторону своего дома, продолжая рассказывать.

— Связаны самым прямым образом, — уверил Игнатий Фёдорович. — Масонская ложа вам не жалкая кучка заговорщиков. Она имеет собственное недвижимое имущество, и немалое. Вы, по всей вероятности, держите в руках сметы на дома, построенные для ложи около ста лет назад. Между прочим, Положение чрезвычайной охраны позволяло налагать секвестр на недвижимое имущество, если доходы от него направлялись на преступные цели. Представьте, какой простор для действий!

— Вы, должно быть, хотели бы оставить эту папку у себя? — спросил Алексей с сожалением. — Не позволите ли мне снять копии с этих бумаг?

— На что вам?

Игнатий Фёдорович задал свой новый вопрос тише и суше, чем говорил прежде. Алексей подумал, что старику всё же трудно говорить об умершем три десятка лет назад сыне, но, поддавшись внезапному порыву вдохновения, ответил откровенно:

— Я хотел бы провести научное исследование. В этих сметах различаются намёки на тайные комнаты и особую отделку некоторых помещений. Ходит много слухов и домыслов, однако всерьёз об архитектуре масонских особняков известно мало.

Было видно даже в полутьме кабинета, как Листов весь подобрался.

— Что вы станете делать с результатами исследования?

Лить колокола Извольский посчитал в данной ситуации бесчеловечным, ведь старик доверил ему самую сокровенную и самую болезненную тайну своего архива. Поэтому Алексей честно сказал:

— Речь идёт о прошлом, потому, полагаю, открытие можно объявить коллегам, не нанеся никому вреда. Я сделал бы серьёзную научную работу. Для публикации.

— Прекрасно, — неожиданно для Извольского отозвался Игнатий Фёдорович с проснувшимся вдруг злым энтузиазмом. — Давно пора раскрыть секреты этих масонских заговорщиков и предать их огласке. Уж я-то определенно не расписывался в том, что стану хранить их тайны. Тимофей, к несчастью, присягнул им на верность, за что и поплатился жизнью. Изучайте и разбирайтесь, сколько понадобится. Ежели ещё что найдёте полезного для своих изысканий по масонству в моём архиве — всё ваше.

Однако других масонских документов в архиве Листовых не обнаружилось…

Молодые люди остановились у большого двухэтажного особняка с мезонином. Над особняком с правой стороны нависала почти впритык громада доходного дома. Остальная застройка вокруг оставалась, впрочем, ещё соразмерной: низенькой и с расстановкой. В окнах первого этажа, плотно зашторенных, горел свет.

— Подожди! — перебил сам себя Извольский.

Он нажал широкую кнопку дверного звонка. Почти сразу ему открыли. Высунулась женщина в фартуке и приветствовала Алексея Кондратьевича. Из глубины дома пахнуло теплом и слабым ароматом выпечки.

— Скажи отцу, что я уже здесь, поднимусь через пять минут, — распорядился Извольский и повернулся к Николаю. Дверь закрылась, но замок или щеколда не щёлкну ли. — Так вот, — продолжил Алексей Кондратьевич с заметным облегчением, — я решил лично обследовать дома, ведь адреса были указаны — правда, по старинке, но разобраться удалось. Всё. Вся история. Теперь наметил познакомиться с остальными особняками из подборки и другими домами известных масонов — девятнадцатого столетия и из восемнадцатого, куда сумеем попасть. Я уж знаю, что искать, на что обращать внимание.

— Спасибо, что рассказали, — задумчиво ответил Николай и вдруг спохватился: — А как этот Тимофей Листов погиб-то?

— Ах да! Вышла нелепая история. Он погиб в конце восемьдесят первого года. Я говорил тебе о режиме усиленной охраны. В Москве и в Петербурге до сих пор не отменён этот режим. Нам привычно. А тогда было внове. Тогдашние конспираторы, с одной стороны, ещё не приучились толком хорониться: царствие Александра Второго было либеральным… А с другой стороны, стали ждать от жандармов, от любого городового чего угодно. Собрания ложи проводились, как обычно, по вечерам; засиживались подолгу. Тимофей Листов вышел на улицу вместе с мастером-секретарём и с кем-то из рядовых мастеров. Ну и получилось, что вышли прямо навстречу жандармскому разъезду. При секретаре были акты собрания. Если бы Листов успел назваться, их бы не арестовали и, определённо, не стали б обыскивать. Разве что свели к отцу — удостоверить личность. А двое других членов ложи были дворяне тоже, но не знатного происхождения. Они ударились в бегство.

— Побоялись, как бы не обыскали и как бы акты собрания не открыли, что есть такая ложа? — сообразил Николай.

— Именно! За ними погнались, стреляли. Двое братьев решили во что бы то ни стало прикрыть секретаря, спасти документы. Если я верно понял… знаешь, переспрашивать было неловко… Если я верно понял, у одного из масонов был при себе револьвер, он отстреливался. В общем, патрульные застрелили Листова наповал. А двоим другим удалось убежать невредимыми. Вот этого Листов-отец не может простить масонам.

— Что убежали и бросили его сына?

— Скорее того, что втянули в нелепую перестрелку. Игнатий Фёдорович и сам оказался в нелепом положении: полиция его расспрашивала, не мог ли сын примкнуть к террористам. Понимаешь? Тогда это было на уме у них, а не масоны. Но Игнатий Фёдорович не дал показаний. Из гордости. Потом этот самый секретарь ложи приходил лично, рассказал, как было дело. Мол, ваш сын погиб как герой. Но старик убеждён, что он приходил только из-за документов, которые хранились у Тимофея. Хотел выручить документы.

— И старый Листов не отдал?

— Выгнал из дому и вслед потребовал, чтоб ноги масонской отныне не ступало в его дом.

— Они могли бы потом, попозже, залезть и выкрасть. Как мы с вами сейчас лазаем.

— Невозможно. Я думал об этом. Тайно проникнуть в дом Листова или обманом, а тем более — попасть в покои хозяев, закрытые для гостей, — невозможно. У них тогда было много прислуги, все — из бывших крепостных, очень преданные. Старик строгий хозяин, но заботливый. Это он сам заявил, да и заметно. За таких слуги стоят горой. А ведь надо не просто проникнуть в кабинет, а перерыть его… Ну всё, прощай пока, — заторопился Алексей Кондратьевич, — доброй ночи!

Николай отправился своей дорогой сквозь Москву, которая теперь неуловимо переменилась для него.

Отрывок из романа А. Кенича «Ясные звёзды»: В гостях в Новом Свете

Уже стемнело чёрно-бархатной августовской темнотой, сгустились ароматы цветов и кошеной травы: лужайки тут были выкошены, определённо, сегодняшним утром. Ночные насекомые проносились точно кометы. Весело горели факелы на открытой веранде и в садике, давая много света; выхватывали из темноты краснокирпичные стены особняка, похожего на средневековый замок.

Никита Ильич сам подошёл к мистеру Моллисону. Тот в течение всего вечера ловил взгляд русского, однако стоически воздерживался от того, чтобы первым возобновить общение. Он так же стоически воздержался от того, чтобы просиять лицом, когда услышал, что господин Болотин был бы рад вступить в