И просто вырубили массу османов, превратив их в шахидов, пока их товарищи не сумели прийти к ним на помощь.

Мозги сражающихся брызжут на мундиры и халаты. В то время как многие фидаины, оказавшись на обочине схватки, когда кони разнесли нас в разные стороны, обречены были на роль пассивных свидетелей борьбы, включиться в которую они мечтали всей душой. Они лишь смотрели, стиснув зубы, с отчаянием в душе, в ужасе от сознания собственного бессилия.

Я, привстав в стременах, в остервенении яростно рубил шашкой направо и налево, разрубая противников-обрезанцев на части. Головы, руки вместе с лопатками, от чудовищной силы ударов только отлетали в сторону. Алая жидкость лилась обильными фонтанами. Я был в чужой крови по пояс, как мясник. Да и десница стала как деревянная, ведь у иных тут шеи как у буйволов. Откормили, гаденышей…

Плюс, лишившись пики в теле какого-то коренастого бородатого сипаха, я сразу достал левой рукой из кобуры револьвер и теперь экономно, но метко ссаживал с седла дополнительных противников. Так что всякий кто осмелился стать на моем пути, погибал неведомо как, столь легки и неуловимы были движения, которыми я валил наземь самых могучих противников. Только свист разносился в воздухе. Так я положил человек пятнадцать — одного за другим.

Но и помимо меня каждый станичник дрался изо всех сил, как будто успех всего дела зависел только от него. Пожалуй, этим отчасти объясняется превосходство донских казаков над кавалерией других великих держав.

В итоге, огромное численное преимущество туркам не помогло. Их фланги промедлили и прохлопали нужный момент, схватив вместо нас воздух. А остальных мы, охваченные боевым пылом, перебили.

И была это уже не битва, но бойня. Местами над дерущимися, словно волейбольный мяч над толпой, взвивалась чья-нибудь отрубленная голова и снова низвергался в пучину сражения. Все крики прекратились, — слышно было лишь конское ржание, страшный лязг железа да хриплое, прерывистое дыханье людей.

Какое-то неистовство овладело противниками. Станичники обращались в сказочных исполинов и наносили исполинской же силы удары; их руки молотили, как палицы, их сабли сверкали, как молнии. Одним ударом, точно глиняные горшки, бойцы разбивали черепа; отсекали руки вместе с клинками…

Случалось, настигнутый сипах лишь пригибался в седле, подставляя донцу шею, случалось, принимал бой, но и в том и в другом случае погибал, ибо в рукопашном бою турецкие сипахи не могли соперничать с казаками, искушенной во всех тайнах сабельного мастерства. А здесь исход каждого поединка столько же зависел от выездки лошадей, сколько от искусства фехтования наездников. Турки гибли, точно овцы под ножом мясника. Османский усиленный полк стаял, как дворовый снеговик, на который ведрами льют кипяток.

Так что, испытав ужас от наших действий, два фланговых отряда по 150 сипахов в каждом, дрогнули и ринулись наутек. Каждый думал о своем собственном спасении, любовь к отечеству, чувство чести и заветы пророка были напрочь забыты. А мы ринулись за ними. Догоняя, рубили им спины и головы. Прорубая до спинного и головного мозга. Легкая работа. Мечта кавалериста. Так мы и носились друг за другом, словно свора собак, преследующая стадо оленей. Ушло от нашего гнева максимум человек сто пятьдесят. Или немногим более…

И естественно, что большая часть беглецов не собиралась останавливаться в ближайшее время, а собиралась и дальше разбегаться и распыляться хищническими партиями. В рядах джихадистов всегда густо виднелись значки предводителей, он выходили против нас огромными толпами, тем не менее каждый гази дрался, погибал или уходил с поля боя когда ему вздумается.

Многие удрученные, озлобленные и отчаявшиеся, османские офицеры, убоявшись султанского гнева, шелкового шнурка и опалы для семьи, ищут смерти в неравном бою. Другие кончают жизнь самоубийством, от горя и негодования, не в силах перенести это страшное поражение. Шабаш!

Теперь, отирая пот и кровь с лица, можно было подвести предварительные итоги. Христианство восторжествовало: победа осталось за нами. Врагов, с божьей помощью, полегло в сече еще почти девять сотен. Ужасающий итог. Но, и у нас потери серьезные. С сотню убитыми и ранеными.

И значит, казаки снова кинулись арканами ловить вражеских коней, организуя очередной караван в тыл с телами убитых и с ранеными земляками. Конечно, раненый раненому рознь. Некоторые вполне могут продолжать сражение. Но слишком уж нас было мало изначально, а осталось еще меньше. Огромные потери врагов не утешали нас, так как все мертвые османы не могли нам заменить одного живого казака.

А значит — в чистом поле нам уже не устоять. Отходить будем к холму.

В минуту затишья мы попытались наскоро перевязать раненых и остановить им кровь.

— Собираемся, отходим! приказывает Бакланов, сам получивший легкое ранение в плечо.

Мой «папаша», замкомполка Яков Ежов, тоже здесь, заляпан кровью с головы до пят, но, судя по тому, что улыбается, жив и невредим. «Старая гвардия», мужики которым за сорок, хорошо показали себя сегодня.

А значительная часть погибших — молодые парни, которые только в этом году начали свою службу. Что еще толком пороху не нюхали. Таковы здешние реалии.

А каждая потеря для нас обидна, так как наш полк сформирован по землячески-семейному признаку. Все казаки с одного округа, с одних и тех же станиц и хуторов. Многие служат поколениями, отец рядом с сыном. Кроме нас, Ежовых, и у Бакланова тут воюет сын, тоже офицер, парень на год старше меня. Имеются тут сыновья и у трех десятков других казаков. У нас норма когда казак три очереди на службу сходил сам, а на четвертую уже и сына ведет.

Добавим сюда братьев, родных и двоюродных, дядей и племянников, крестных и крестников, получается, что половина полка состоит из кровных родственников, а другая — из соседей.

Это обстоятельство развивало в самой высшей степени в казаках дух военной семьи, гордость за свое полковое знамя, полную уверенность в своей части, возможность, как на самого себя, полагаться на всех составляющий ее людей.

Дух вольного казачества, с его постоянными битвами и опасностями, глубоко укоренился в нашем народе. В станице девушка не скажет и двух ласковых слов парню, не слывшему удальцом. В результате, лучше конного полка донцов, привыкшего побеждать везде, всегда, во что бы то не стало или же погибнуть, не может быть войска!

Сколько там у нас убитых за сегодняшнее утро? Человек 26, если ни кто из раненых не умер в последние десять минут.