– Так точно, товарищ капитан. Я понял. Отработаю.

Наруленко, кажется, даже обрадовался нестандартному поручению.

Глава шестая

– Заходи, Нариман. – Наби посторонился, пропуская гостя в кухню с низким дощатым потолком, часть досок которого провисла или от тяжести лежащего на них утеплителя, или просто от старости, а может быть, оба фактора сыграли свою роль. – Садись… То есть присаживайся.

Сын старика Абдурагима вытащил табурет из-под стола, и гость аккуратно присел на краешек, сам удивляясь своему стеснению. Вроде бы и стесняться нечего, он рассчитывал, что его примут как героя, но во взгляде друга детства были холодность и отчуждение, и это сильно смущало эмира Волка. Однако он отнес эту холодность к тому, что Наби потратил оставленные ему деньги в значительной степени на себя и теперь смущается, ожидая вопросов. Но на что же он их мог потратить, если дом его отца почти падает? На развлечения? Но Наби не из тех, кто безответственно предается развлечениям. Хотя время может с человеком сделать все, что угодно. Такие примеры были известны эмиру Нариману.

В кухне стояла газовая плита, но она была накрыта металлической эмалированной крышкой – значит, ею не пользовались. Может быть, газа не было, не завезли баллоны, может, еще что-то.

Абдурагим сразу прошел в дом, прошамкав на ходу беззубым ртом:

– Я сейчас чайник вскипячу…

Эмир понял, что в доме стоит простая электроплитка. Или же чайник электрический.

«Что же, Наби не мог отцу зубы вставить?» – между делом подумал Нариман и не постеснялся спросить об этом.

– А ты знаешь, сколько это у нас стоит? – воскликнул Наби в ответ. – Ты думаешь, зубных врачей только по созвучию зовут «зубными рвачами»? Они не только зубы рвут, но и большие деньги, которых у нас нет… И не только зубные врачи! К ним лучше в руки не попадать! У меня у самого тут недавно печень разболелась. Пошел я в платную клинику в райцентре – в районную не решился. Там пандемия, говорят, свирепствует. Так меня в этой клинике заставили всех почти врачей пройти! И все за деньги! Пришлось кредит в банке брать… До сих пор не расплатился. А проценты тикают…

– Банк я беру на себя. Но я же тебе деньги, помнится, оставил… – сказал Нариман.

– Ты оставил для своего дела. Подожди пару секунд. Я сейчас… – Наби встал и вышел в соседнюю комнату.

Пара секунд растянулась на целую минуту. Наконец Наби вернулся с конвертом в руках. Нариман сразу узнал этот конверт. Именно его он оставлял Наби, когда уезжал. Только тогда конверт был новый и толстый, раздутый от пачек с деньгами, а теперь он стал тощим, будто спущенный мяч, и сильно затерся по углам, даже слегка помялся. Наби вытащил из него сложенный вчетверо листок бумаги с какими-то пометками. Больше в конверте ничего не было, это можно было понять с одного взгляда, даже не заглядывая внутрь.

– Вот. Отчет о тратах за пять лет. Это все, на что денег хватило. Дальше твою жену снабжал финансами твой брат, и сама она что-то зарабатывает…

– И еще я ей на карточку переводил… И через посыльных передавал… – добавил Нариман.

– На себя я ничего не потратил, как и на отца, – продолжая отчет, Наби передвинул бумажный лист Нариману. Тот посмотрел поверхностно, не вникая, и, свернув лист дополнительно, сунул его себе в карман «разгрузки», устроил рядом с «рожком» от автомата – на досуге можно будет посмотреть.

– А что же ты на себя ничего не потратил? Я же тебе говорил, что ты имеешь на это право. Конкретную сумму, правда, не называл, полагаясь на твою скромность…

– Твой брат не велел. Я ему рассказал и сумму назвал. Он все рассчитал прямо при мне. И сказал, чтобы я сумму на пять лет распределил.

– А ты сказал ему, что я тебе разрешил брать себе столько, сколько посчитаешь нужным?

– Я сказал, только он словно бы и не слышал. Мимо ушей пропустил. Только свое указание дал.

– А откуда он вообще про деньги узнал? Я же не говорил ему.

– Я сам виноват, что не удержался и сказал твоей жене. А она, думаю, в свою очередь уже Омахану. А он все просчитал и высказал свои требования.

– Может быть, – согласился эмир. – Но я с него сам спрошу, – строго пообещал он. Знал, как трепетно брат относится к деньгам. И не только к своим. – Но я зашел не поговорить. Твой отец меня пригласил, а я даже дома еще не был. Не успел просто дойти. Встретились у вашей калитки.

В это время в кухню вошел старый Абдурагим Нажмутдинов с подносом в руках. На подносе стоял большой заварочный чайник, пустые чистые чашки, а в отдельной крупной пиале с голубой каемочкой лежали разносортные конфеты-карамельки – вместо сахара. Судя по «разнокалиберности» конфет, это были остатки от разных чаепитий. Поднос был старинный, посеребренный и от времени потемневший и, как помнил эмир Нариман, доставался из кухонного шкафа только для приема дорогих гостей. Значит, его уважают, раз принимают как дорогого гостя. Это добавило ему уверенности и авторитета в собственных глазах, и эмир расслабился, сел на табурете уже поудобнее и даже позволил себе слегка развалиться, что было для него привычным делом среди бойцов своего отряда.

– Ну рассказывай, как и чем живешь, – предложил старый Абдурагим Нажмутдинов, разливая чай по чашкам и неуклюже, как все пожилые люди, присаживаясь на табурет, который ему заботливо подставил сын, сам оставшись стоять, поскольку больше табуретов в кухне не было.

– Да как живу… Как обычно. Воюем помаленьку.

– А с кем конкретно? – в голосе старика прозвучали строгие нотки.

– Кто против нас выходит, с теми и воюем… Да с кем придется, нам не привыкать. Даже против всех, случается. И с американцами, бывает, и с турками, и с русскими. Чаще всего с местными сирийцами и с курдами.

– А эти-то сирийцы и курды чем тебе не угодили? Вроде бы единоверцы…

– Вот это как раз и есть вопрос веры. И я сейчас не намерен на эту тему устраивать дискуссию, – отмахнулся эмир Нариман. – Не в том я состоянии, чтобы умные разговоры надолго растягивать.

– А вот это ты зря. Я сам человек верующий, и отец твой верующим был, хотя мы каждый день в мечеть не ходили, только пятничные намазы старались не пропускать. Но и это