— Саша.

— Странное имя, ужас. Даже звучит так, словно песок высыпаешь. Сссссаашшшшшша.

— Да имя, как имя, че ты к нему прицепилась?

— Ну, во-первых, для всех здесь ты будешь Вильгельмом. Если и пойдешь куда дальше, то советую выбрать себе другое имя, какое-то более привычное нашему уху, чтоб не выделяться.

— А, во-вторых, — перебил я ее, — я даже не знаю ваших местных традиций, обычаев и прочего-прочего. Предлагаешь мне назвать себя каким-нибудь Джефом?

— Джеф? Не, не советую, звучит, как вялая эякуляция. Словно пыхтишь-пыхтишь, а затем — Джефь. Чувствуешь?

Я отрицательно покачал головой.

— В общем, мой тебе совет: смирись. Как бы тебе это не нравилось, тут к тебе будут обращаться Вильгельм, не иначе. А к тому времени, как ты отсюда и, если выберешься… думаю, и сам позабудешь как тебя на том свете звали.

Будь я сюда телепортирован, то, пожалуй, и пробовал бы искать выход к себе домой, а здесь… я умер. Мне там некуда возвращаться. Благо, что хоть за котом кому есть присмотреть. Прощай, Пушок, мне будет тебя не хватать. Я отдал «честь» и пустил скупую мужскую слезу внутри себя, хотя сам продолжал идти рядом с Мией.

— Ладно, — не унимался я. — Допустим. Я не имею права идти домой.

— Имеешь. Просто я объяснила тебе перспективу дальнейшей жизни.

— Ладно! Почему я не могу жить у тебя? Ну, там, не знаю, обучаться искусству некромантии? По дому следить там, дрова колоть, я не знаю. Добра-то у тебя все равно навалом, ну.

— Нахлебничать удумал? Мне иждивенцы не нужны. И, в конце концов, включи голову, ты в теле моего возлюбленного. Но ты — не он! Да, я некромант, блаблабла, но все эти домыслы о том, что у нас нет чувств и мы мертвы внутри — полная ерунда и не более. Нет, конеееечно, когда я стану личом после смерти, то там уж да, сухой анализ и ни капли эмоций. А сейчас, извините.

Мы вышли на тракт, ведущий к городу. Глиняная дорога, которая только недавно высохла от прошедших дождей. Огромные колеи, оставленные от колес, глубокими бороздами пролегли по ширине. Сейчас же, новым караванам приходилось ехать, немного сместившись в сторону, чтобы не разбивать себе оси об эти траншеи.

Звездное небо было чистым. Я поднял голову и потянул воздух носом. Да уж, куда чище, чем у нас. Будь я в городе, то, скорее всего, закашлялся бы из-за газовых выхлопов или от количества смога рядом стоящего завода, пашущего в три смены.

— Да и к тому же, этот мир… хорош, — она улыбнулась этой фразе. Он интересен. Твой мир, если я правильно успела уловить его суть, сплошная наука, глубокая индустриализация. Никакой свободы выбора, ты либо пашешь на барина, либо умираешь с голоду. Никакой магии. Никаких приключений.

— Ну, — перебил я ее, — было время.

— Но оно давно позади, — перебила она мое перебивание. — Я права?

— С точки зрения истории — да. Я родился слишком поздно для каких-либо путешествий по миру. Для открытия Америки, для покорения северных регионов или для великих битв. В них бы я, наверное, умер бы в первые три минуты битвы, но не суть. И слишком рано родился для того, чтоб покорить космос. Юрка Гагарин вон слетал и все, космическая программа кончилась, не успев начаться. Сейчас там, правда, ученые гоняют каких-то дронов, луноходы пускают всякие, камушки с луны собирают.

— С какой из лун? — спросила меня Мия.

— Прости? — не понял я ее вопроса, и она тут же указала на небо. Я проследил за ее пальцем. Три огромных шара, словно елочные игрушки, висели в небе. Три сестры. Белая, с желтоватым оттенком и с оранжевым.

— Вы нахрена в небе сыр повесили? — спросил я в шутку.