Слова, произнесенные недавно о том, что «покой нам только снится» оказались пророческими. Стоило только закрыть за подругой дверь и прилечь, чтобы отдохнуть, в прихожей вновь раздался звонок.

На этот раз за дверью оказалось двое мужчин. Один из которых тут же предъявил удостоверение показывающее, что он является старшим советником юстиции, то есть, представителем прокуратуры, а второй просто представился бароном Кохом. И хотя при дальнейшем разговоре присутствовали оба, но было заметно, что старшим все-таки является именно барон. Кто такой барон, сомнений не было с того момента, как был озвучен титул и имя.

Титулы в советской стране имели лишь представители одаренных, да и то это были скорее не титулы, а своего рода звания сродни армейским лейтенантам, капитанам и тому подобное. Просто, чтобы как-то отличать одаренных от простецов, и были введены эти звания — титулы. А дворянские были приняты только потому, что фактически во всем мире, магов, волшебников, ведьм и колдунов было принято именовать именно так. Хотя сразу же после революции и пытались вводить какие-то другие наименования, но они просто не прижились. И когда Наркоматы в одночасье стали — Министерствами, то и одаренные обзавелись титулами, так сказать в угоду международным нормам. Хотя в отличии от всего мира в союзе их называли все же одаренными.

Далее состоялась довольно занимательная беседа с очень интересными последствиями. Причем вопросы, в основном исходили от барона, а советник лишь записывал ответы, и иногда кое-что уточнял.

— Скажите Елизавета Федоровна. В вашем роду, встречались одаренные?

— В моем точно нет — мой покойный муж из крестьян, и насколько я знаю, в его роду никого из одаренных не имелось. Муж был военным летчиком и в свое время дослужился до полковника, поэтому сыну удалось закончить Московский Университет, и поступить на работу в НИИ Космонавтики. Там же он и познакомился со своей будущей женой. А вот она как раз и была слабой Видящей, поэтому, хоть и не имела Университетского образования, но все же работала в том же НИИ, что и сын в какой-то лаборатории.

— Простите, — Видящей?

— Я не слишком сильна в определении способностей одаренных, но она могла видеть разного рода вещества, то есть металлы, дерево, бетон и так далее скрытые скажем в земле или в стене.

— Понятно, можете не продолжать. — Прервал барон. — Как звучала ее фамилия до замужества, не подскажете?

— Она, родом из боковой ветви, клана Демидовых. Дед признал ее бесполезной для клана, и потому разрешил выйти замуж за моего сына. Именно благодаря его протекции, она и попала на работу в институт. Во всяком случае, утверждала именно так. Насколько я помню, ее способности не позволяли получить даже минимального титула, но она могла работать с некоторыми приборами.

— А как получилось, что родители Семена погибли?

— Увы, я об этом не знаю. Они никогда не говорили о том, чем занимаются в институте. Разве что после их гибели было объявлено, что они участвовали в каком-то важном эксперименте. Хоронили их обоих в закрытых гробах, поэтому я ничего не могу сказать по этому поводу. Но после их гибели мне разрешили взять его под опеку, выделили из какого-то фонда вот эту квартиру, и назначили довольно высокую пенсию на ребенка, до его совершеннолетия. Ну и помимо этого, время от времени, давали дополнительные подарки, например на новый год, седьмое ноября, день победы. Последнее время реже, но тем не менее.

— Благодарю, вас. Скажите, пожалуйста, что вы думаете о статье, по которой осудили вашего внука?

Женщина надолго задумалась, отвернувшись в сторону окна. Барон, видимо почувствовав ее нежелание говорить, особенно в присутствии прокурора, решил дать некоторые пояснения.

— Понимаете, Елизавета Федоровна, дело в том, что ваш внук инициировался как одаренный.

Женщина удивленно взглянула на барона.

— Скажите, он умел рисовать?

Едва прозвучал вопрос, хозяйка на глазах расцвела, и поднявшись со своего места произнесла.

— Минуточку, я вам сейчас покажу.

Выйдя в соседнюю комнату, она подхватила несколько альбомов с рисунками внука, и принесла их гостям.

— Это единственное, что осталось мне от него. — Сказала она, показывая рисунки. — Иногда я открываю эти альбомы, и мне кажется, что Сёма появляется возле меня. И я будто слышу его голос, рассказывающий мне о том, как и где он видел эти сюжеты, объяснял мне некоторые нюансы, показывал какие-то особые приметы, говорящие о характерах нарисованных им людей.

Рисунков было очень много. Здесь были и виды природы, и люди, то радующиеся чему-то, то строгие. Встречались натюрморты и просто небольшие зарисовки, то ветки дерева, то огрызок какого-то плода. Ясно было одно, что нарисовавший все это действительно имел огромный талант, и всячески развивал его.

— А почему же он тогда пошел учиться на слесаря? — Удивленно спросил барон. В его деле стоит отметка о том, что он обучался у профтехучилище.

— У меня был инфаркт года два года назад, и поэтому я уговорила Семена, получить хоть какую-то профессию, чтобы не остаться без средств, к существованию, если со мной, что-то случится. Пенсия, хоть и назначена до его совершеннолетия, но там не настолько много денег, чтобы почувствовать себя обеспеченным. А так, окончив училище, он помимо аттестата получал еще и специальность. И мог спокойно либо поступить в институт, либо устроиться на работу. В общем, голодным бы не остался.

— Благодарю за разъяснение. Но вернемся к нашему делу. Дело в том, что мы не можем точно определить время инициации вашего внука. Но так как инициация все-таки произошла, то и приговор суда в его отношении считается ничтожным. Вам понятно то, что я сказал?

— Разумеется, только за три часа до вашего прихода, меня посетил наш участковый инспектор, и в приказном тоне, донес до меня сведения о том, что мой внук совершил побег, который автоматически добавил к его сроку еще пять лет лишения свободы. И он предупредил меня, что согласно какой-то там статьи уголовного кодекса и я рискую получить срок, если не доведу до властей сведения о том, где находится сейчас мой внук. Разумеется, если он вдруг появится дома, или как-то даст о себе знать.

— Даже так? Вы слышали это товарищ старший советник? — обратился барон к сопровождающему его мужчине.

— Мы обязательно проверим это, и виновные понесут наказание. — Произнес тот.

— И все же повторюсь. Дело на вашего внука закрыто, судимость будет снята, после сбора всех доказательств произошедшего. А вообще дела в отношении одаренных, рассматриваются специальной комиссией. И не имеют к советскому суду никакого отношения. Поясняю: В случае доказанного преступления, одаренные осужденные отбывают наказание в особых лагерях. Перевозка одаренных осуждённых производится по несколько иным правилам, чем обычных осужденных. Поэтому, нам бы хотелось узнать, ваше мнение о том, что произошло на самом деле, и почему казалось бы довольно сложное дело о краже со взломом, было разрешено в столь короткие сроки. А самое главное, как получилось, что вашего внука, направили отбывать наказание в город Биробиджан Еврейской Автономной области, когда по всем советским законам, не имели право удалять его дальше ста километров от места постоянного проживания?

— В Биробиджан? Впервые слышу.

— А, вас разве не поставили в известность?

— Нет.

— Странно, хотя в деле находится иная отметка с якобы вашей подписью.

— С того момента, как секретарь райкома Шаповалов вызвал моего внука на встречу в собственный кабинет, я его не видела. Меня даже не допустили на заседание суда.

— Шаповалов вызывал вашего внука на встречу?

— Да это произошло в начале весны этого года, точнее четырнадцатого апреля. Понимаете, я не выгораживаю внука. И в какой-то степени он виноват. Разумеется не в краже со взломом, или, что-там повесили на него, чтобы посадить в тюрьму, а скорее в своей любвеобильности. Несмотря на свой, возраст он был еще тем ловеласом. И последней его «любовью» была дочь Владимира Алексеевича Шаповалова — Катя. Насколько я знаю, до того момента как Семена осудили, Шаповалов несколько раз вызывал его к себе на разговор и всячески убеждал отступиться от его дочери, прямо говоря, что он не из их круга, и родители не видят его в качестве зятя своей дочери. Я знаю это потому, что, во-первых, у него не было секретов от меня, а во-вторых, он несколько раз обсуждал это по телефону, со своей подругой. Да и сам Владимир Алексеевич, не раз говорил по телефону со мной, угрожая, что если мой внук не оставит своих намерений, то сильно пожалеет об этом. Так что его голос я хорошо знаю.